Три года назад издательство «Молодая гвардия» в своей знаменитой серии «ЖЗЛ» («Жизнь замечательных людей») выпустило книгу о Ленине, и она, в некотором смысле ставшая неожиданностью, привлекла к себе повышенное внимание. Объясняется это уже необычностью автора. Он, Лев Данилкин, родился в 1974 году, то есть принадлежит к поколению, которое особенно усиленно воспитывалось в антиленинском духе.
На филологический факультет МГУ он поступил в 1991 году, а значит, учиться здесь начал буквально сразу после контрреволюционного «черного августа». Легко представить, чему и как его тогда учили. А после окончания этого факультета и университетской аспирантуры, поработав в разных изданиях, стал известным, даже «модным» литературным критиком глянцевого журнала «Афиша».
Но со временем вроде бы сложившийся автор начинает удивлять читателей заметным поворотом своих интересов. В 2007 году выходит его книга об Александре Проханове, в 2011м издательство «Молодая гвардия» пополнило серию «ЖЗЛ» работой Льва Данилкина «Юрий Гагарин».
И вот появился его же «Ленин».
«Так получилось, что лет в 15–16 я вдруг оказался в абсолютно перевернутом мире: все, что в меня вкладывали раньше, вдруг поменяло полюса. Среди прочего – Ленин. Я быстро приспособился к новой картине мира, но чем далее, тем менее убедительной она выглядела. И из-за этой подавленной психотравмы, как у многих людей моего поколения, которые пережили такое, возник своего рода невроз. Правда ли, что декорации поменяли почестному? Правда ли, что вся советская история была роковой нелепостью, что Октябрьская революция 1917 года была заговором, переворотом и чудовищной ошибкой, а Ленин – палачом и изувером? В какой-то момент я понял, что «горло» истории ХХ века – это история Ленина...
И один из мотивов моей работы над этой книгой – в определенном смысле восстановление исторической справедливости. Я думаю, очень важно для массового сознания объяснить историю ХХ века через историю и образ Ленина. Показать, что Ленин – главная фигура ХХ века, структурировавшая этот век».
Значение ленинской темы не уменьшилось, а возросло
– Итак, книга ваша о Ленине живет, пользуется спросом, по-прежнему вызывает отклики. Но рискну предположить, что и вы сами продолжаете размышлять о ней, а главное – о том, кому она посвящена. Помню, когда мы прощались после прошлой нашей беседы, вы назвали тему новой книги, работу над которой собирались начать. Я понимал, что многолетний напряженный труд над ленинской темой вас изрядно утомил. Однако, честно скажу, при этом подумал: ох, вряд ли так запросто и навсегда расстанется ЭТОТ автор с ТАКИМ героем! Признайтесь, кто оказался более прав – вы в тогдашнем своем намерении или я в моем предположении?
– Правы, да. Но чем дальше, тем больше я думаю о Ленине не как об исторической фигуре, а о Ленине как «инструменте» расшифровки того, что происходит вокруг, здесь и сейчас. Меня занимает эта феноменальная, невообразимая разница между проектом, который пытался реализовать Ленин, и тем миром, где мы очутились. Пожалуй, если бы я сейчас взялся писать книгу о Ленине, она была бы совсем другой. Это не значит, что та была халтурой или ошибкой – нет, там адекватно и достоверно изложена история Ленина, но, когда мне по каким-то причинам приходится перечитывать ее, я вижу, что одержимость рассказчика поддержкой дистанции между ним и героем обедняет эту книгу.
– Да что вы? Такая неудовлетворенность у вас? Настолько не нравится?
– Дело не в «не нравится» – это не вопрос удовольствия от написанного. Просто я ставил тогда перед собой другую задачу – рассказать о жизни Ленина неканоническим, «неправильным» языком, которым о Ленине говорить не принято, устроить нахальную ревизию ленинской биографии... Я думаю, толк от книжки был, этот метод в известной степени работает, мне удалось «отстранить» Ленина и, возможно, открыть на Ленина глаза какой-то аудитории. Но я осознаю сейчас, что в погоне за «ревизией» пренебрег важной проблемой, которая меня больше всего теперь занимает: актуальностью ленинских идей для сегодня, для здесь и сейчас. Вот про это мне следовало писать.
– Поясните, пожалуйста, конкретнее.
– Мы все помним ленинское популярное объяснение, что такое диалектика, – когда в ходе дискуссии о профсоюзах он преподал Бухарину наглядный, на примере стакана, урок: этот объект можно описывать по-разному – он стеклянный, он цилиндр, из него можно пить, им можно швырнуть, а можно использовать его как помещение для пойманной бабочки и так далее. Но у стакана, на самом деле, бесконечное количество свойств и функций, и, перечисляя их, мы никуда не продвигаемся, мы не сможем обрести истины таким образом. Надо искать не абстрактную истину – истина всегда конкретна, надо смотреть на изучаемый предмет в связи с окружающим миром; важно, что такое не стакан – вообще, а стакан – для кого? Для чего? В каком контексте?
То же, некоторым образом, и с самим Лениным. Моя книжка – про то, как рассказчик одержим поиском, коллекционированием разных «Лениных»: Ленина – создателя партии нового типа, Ленина – литературного критика, Ленина-туриста, Ленина-вестернизатора, Ленина-шахматиста, Ленина-диктатора и так далее. Мне, как биографу, казалась чрезвычайно перспективной сама поразительная многосторонность ленинской личности – и подпольной партией руководит, и на коньках катается, и с английского переводит, и крестьянам помогает прошения писать, и теорию отражения создал, и по горам десятки километров наматывал... И я, как коробейник, вываливал все это перед читателем и похлопывал по полному мешку своих «фактов» – вон, видите, сколько я «Лениных» набрал, вон какая у него жизнь увлекательная!
Но сейчас меня беспокоит не стиль, форма, а идеологическая конструкция. Я вижу, задним числом, другую проблему.
Я рассчитывал на то, что «факты говорят сами за себя», – и читатель сам найдет «самого главного», «подлинного», «химически чистого» Ленина, того, кто обладает «ключевым качеством», которое «все объясняет» – и все оправдывает. Это была неверная стратегия – мне надо было гоняться не за «Лениным вообще», а указать на Ленина, актуального для здесь и сейчас, Ленина, который может объяснить, как быть с путинской Россией. Сам Ленин наверняка охарактеризовал бы эту книгу про себя как эклектичную – то есть, конечно, он выразился бы посильнее.
Да, ныне
очень актуальна
идея революции
– Пусть первый том в подробностях рассказывает и о детстве, юности, и о каких-то бытовых обстоятельствах ленинской жизни, а вот второй… Как вы сказали бы – о чем в основном он должен быть?
– Поиски подлинного, для здесь-и-сейчас, Ленина обязательно выведут вас на идею актуальности революции. Это на самом деле ядро Ленина – и это самое неудобное в нем для сегодняшних гегемонов. Что Ленин не просто больше «турист», чем «шахматист», или больше «философ», чем «юрист», а что философия для него – это практика политического вмешательства, облеченная в форму теории. Теория, которая продолжается, которая не закончилась 21 января 1924 года. То есть Ленин – это не только набор неких свойств конкретного, родившегося 150 лет назад человека, это вопрос об актуальности идеи, с которой он прожил свою жизнь.
– Конечно, Ленин прежде всего не великий велосипедист или путешественник, а величайший революционер. Но, согласитесь, в современной России само слово «революция» оказалось чуть ли не под запретом.
– Я уверен в том, что везде, где есть противоречия между классами – хотя в современной России правильнее говорить уже «сословиями», – они рано или поздно будут сняты. Революции так же естественны, как любые природные явления, даже и воспринимающиеся как катастрофы.
– Даже несмотря на то, что людям сегодня вдолбили однозначно негативное представление о революции: разруха, голод, террор?..
– Конечно, негативный опыт, травма, высокая цена революционного действия для угнетенных классов – все это впечатывается в коллективную память и какое-то время удерживает людей от контрмер. Но не навсегда. Мы же помним, как было после 1905го – тоже психотравма, тоже резкое поправение общества, людей больше занимают преимущества капитализма, чем издержки, чем социальная справедливость. Но уже в 1917м мы все равно видим: военный кризис все «обнулил», та рана зарубцевалась, новая жжет – и опять революция. И, конечно, сколько бы ни вдалбливали в телевизоре, что любая революция – это зло, что единственная инстанция, которая все за вас сделает, – это само государство, и главное ему не мешать, и чтобы завтра все было так же, как сегодня, наступает момент, когда справедливость кажется людям важнее, чем «стабильность», при которой общество превратилось в сословное и страна ведет три войны. Успешные государства – те, которые меняются, где элиты и массы находят способы договариваться о взаимных уступках. У людей есть представления о справедливости, и если они удовлетворяются – вот тогда и бывает стабильность. Везде, где есть классовые противоречия, – а в России они запредельные, здесь государство – это в чистом виде описанная Лениным машина для подавления одних классов в интересах других, – актуальна идея революции. Людям не нравится, когда доступ к общественным ресурсам организуется посредством коррупции. Естественно, любая власть пытается внушить своим подданным, что революции как метод политического действия неприемлемы – есть парламенты, выборы и так далее. Видимо, в благополучные времена эти мантры работают, а в момент кризиса – наверное, нет.
– Как вы думаете, нынешняя российская власть понимает это?
– Конечно, да, и все, что связано с идеей революции – например, право менять социальные институты, если их деятельность коррумпирована, по сути, дискредитируется или помечается клеймом «терроризм» или «деятельность иностранного агента». Сейчас любые попытки протестной мобилизации сразу караются репрессиями. Я не сомневаюсь, что и многие ленинские тексты скоро обзаведутся статусом «запрещенных» – и не только его практические рекомендации образца 1905го и 1917го, но и его рассуждения об автономизации, да и главный его труд – «Государство и революция». Тут очень важен вот этот, главный антагонизм: Ленина-автора «Государства и революции» и культа государства в современной России, культа, который ничем не лучше культа личности. В современной России государство фетишизировано, тут всем внушают, что без государства люди тотчас же пропадут, что без вот этой машины насилия, принуждения они никогда не договорятся друг с другом – и поэтому задача общества обеспечить вечное существование государственной машины. Но у Ленина-то были другие представления, для него цель революции – не полный контроль ЧК за несогласными, а построить общество, где государство отмирает за ненадобностью, потому что нет классов – и не нужна машина насилия, которая подавляет одни классы в пользу других. Вот это, мне кажется, самое ненавистное в Ленине для сегодняшней власти: Ленин как евангелист общества, которое должно в конечном счете избавиться от государства.
– То есть сама жизнь, условия, которые в ней складываются, заставляют вас думать о возможности или даже неизбежности революционного взрыва. Но власть предпринимает все от нее зависящее, чтобы революции не допустить. Давайте поговорим о том, как сказывается это на отношении к Ленину.
– Ну а никто и не скрывает, что современная Россия – это страна победившей контрреволюции, и для нынешнего класса-гегемона Ленин – абсолютный враг, как для Колчака, Врангеля и так далее. Курьез в том, что юридически современная Россия – наследница именно ленинского государства, поэтому воевать с Лениным в открытую – это, видимо, пока еще травматично для части электората, нет смысла пока его раздражать. Поэтому дискредитация Ленина делегирована сопутствующим институциям – церкви, поп-культуре, историкам с «яркой общественной позицией», разного рода «независимым публицистам», которые, рассуждая о Ленине, как бы высказывают свою частную точку зрения. Но, я уверен, официальная точка зрения очень скоро будет отчеканена – и оргмеры последуют.
– В прошлой нашей беседе мы уже говорили об огромной кампании по дискредитации Ленина, которая была развернута в течение трех десятилетий. О замысле ее и о некоторых технологиях не раз проговаривался один из главных ренегатов-антисоветчиков Александр Николаевич Яковлев. Да мы и сами могли видеть, слышать, насколько изощренно и беззастенчиво действуют ненавистники Ленина, не останавливаясь буквально ни перед чем. Что нового, на ваш взгляд, появилось в этом смысле за последние три года?
– Контрреволюции удалось разными правдами и неправдами сохранить Ленина на периферии и навязать массам свою версию истории. Способов множество. Это и подмена: история успешных коллективных действий против власти подменяется частными эпизодами: балерины, князья, какие-то адюльтеры... Ну а действительно: зачем углубляться в историю восстаний, если революцию можно представить как историю любовных и дружеских перипетий? Сам Ленин – его частная жизнь, это ведь так интересно: какие он носил галстуки – в горошек или в полоску? Какая разница, что он писал в «Искусстве восстания» – ведь гораздо интереснее, как интерпретировать его дружеские письма из швейцарской деревни Инессе Федоровне Арманд. Так возникает представление, будто бы его дружеские отношения с этой женщиной – в самом деле центральная тема его политического пути, ключ ко всей революционной деятельности.
Против Ленина идет необъявленная гибридная война, которая более эффективна, чем прямые запреты. Запреты вызывают интерес, а карикатуризация, спойлеризация, искусственное «обмельчение» – убивают. И тогда Октябрь 1917го очень естественно выглядит как очередная интрига в этом ряду: заговор кучки людей, которые потратили свою жизнь на адюльтеры и заговоры. Не гениальный философ-практик – а шпион, русофоб, палач духовенства, лысый сифилитик. Кто угодно – но главное, чтоб он был «тот, кто надоел», о ком не надо больше думать, исследовать, нет ли в нем какой-то особенной актуальности для сегодняшнего дня. Собственно, хороший пример этой непроговоренной, но легко диагностируемой ненависти – назначение даты голосования поправочного на 22 апреля. Хорошая красная дата, 150 лет, – и в нее намеренно попытались залить новое содержание, позволяющее не зацикливаться на классовых противоречиях и революционном прошлом, а сфокусироваться на сегодняшнем государстве как источнике выходных дней, материальной помощи и душеспасительной энергии. Потом поменялось изза эпидемии, но намерение обозначили – слово не воробей. То есть тут та же модель – как на месте языческих праздников, в те же календарные гнезда, вставлялись новые христианские праздники. Как вместо 7 ноября – 4е, «день народного единства».
Для них
все меры хороши
– А что вы скажете о маскировке Мавзолея?
– А что тут удивительного? Я же говорю, это все равно что в государстве Колчака, Врангеля и Деникина на почетном месте находился памятник Ленину – естественно, он им не нравится, раздражает. Тут просто надо осознавать: сегодняшняя Россия иногда прикидывается наследницей России ленинской – в моменты, когда на прошлом выгодно паразитировать: успешная индустриализация, победа в войне, космическое 12 апреля. Но это другая страна, здесь реализуется другой проект – контрреволюционный, здесь гегемония других элит, то есть территория та же, но организующие деятельность населения государственные машины абсолютно разные: как Карфаген и Тунис или даже Гаити и Доминикана.
Нужна ли совесть в борьбе за капитализм
– А вы смотрели фильм «Демон революции», выпущенный к 100летию Октября? Там Ленина тоже мэтр сыграл – Евгений Миронов.
– Нет, не видел.
– Сознательно не стали смотреть?
– Мне достаточно Ленина, сыгранного Смоктуновским, фильм «На одной планете». Вот так я сам Ленина себе представляю. Но вообще это интересная тема – как власть использует поп-культуру, чтобы навязать обществу свои представления о Ленине. Я так думаю, мироновский Ленин – тоже проекция современных представлений власти об этой фигуре. То есть как исследователю актуальности Ленина, скажем так, мне это должно быть любопытно, но у меня есть некое личное отношение к Ленину, мне не нравится, когда его окарикатуривают, когда над ним издеваются, неприятно – поэтому не хочу смотреть. Так же, как вот меня коробит, когда Ленина сейчас называют «Ильич», я понимаю, что раньше это было уважительно, а теперь – с иронией, собачья кличка, тошнит от такого.
– Меня же, если продолжать ваши размышления, более всего беспокоит устойчивость некоторых фейков, то бишь выдумок, приписанных некогда Ленину. Казалось бы, давным-давно разоблачена, убедительно доказана и показана их абсолютная лживость, а они по-прежнему в ходу. На них ссылаются, их повторяют и пересказывают, как будто никаких опровержений и не бывало.
– Да, на встречах с читателями обязательно кто-нибудь начинает меня расспрашивать про Ленина-шпиона, про немецкие деньги и про Инессу Арманд. Опять же, ничего удивительного – именно об этом на протяжении последних десятилетий им рассказывала поп-культура.
Я думаю, современная Россия отказалась от проекта просвещения в пользу проекта обскурантистского. Это Ленин был помешан на массовом образовании, для него марксизм был великой наукой, и его проект был – модернизация России через массовое образование, через распространение научных знаний. Сейчас в России навязывается мистический культ государства, сакральной власти монарха, общественные науки превращаются в форму пропаганды.
Ленин – будущее человечества
– Уже больше тридцати лет людям в нашей стране упорно внушается: Ленин – не то, что нам нужно, он в прошлом, как и социализм, якобы потерпевший историческое поражение.
– Я часто вспоминаю тут фразу Ленина 1917 года: «Если меня укокошат, издайте мою книгу» – это он про «Государство и революцию». Думаю, это и есть рецепт, модель. Да, Ленина, по сути, укокошили, его революция в конце 1980х потерпела поражение, сам он демонизирован. Но книги есть, они изданы и пока доступны. У Ленина есть несколько книг, которые могут работать как хороший антидот против происходящего. Мне кажется, сейчас именно «Государство и революция» – главная, самая актуальная книга Ленина. Именно такой марксизм является диалектической противоположностью сегодняшнему политическому строю в России. Именно такой Ленин актуален – потому, что может помочь современной России преодолеть фетишизм буржуазного государства. И это хороший антидот от представления о Ленине как апологете насилия, которое осуществляется государством.
– Смотря в каких целях насилие, оно может быть и справедливым. А это зависит от того, какой класс у власти. Известна ленинская мысль, что государство есть политическая власть экономически господствующего класса.
– Однако Ленин считал эту диктатуру мерой вынужденной и временной, не во веки веков. Вы знаете наверняка про эпизод, который произошел через пару лет после Октября. Приехав на митинг, Ленин увидел там лозунг: «Царству рабочих и крестьян не будет конца!» – и он был в ярости, ему пришлось разъяснять товарищам, что это чушь, что революция – это не вечная диктатура рабочих и крестьян, а бесклассовое общество, где нет и не нужна диктатура, где все сами договариваются друг с другом и аппарат насилия не нужен. Это все, разумеется, не значит, что биограф должен изучать некоего «Ленина-мечтателя», утописта – нет, достаточно просто иметь в виду, что было у Ленина в голове, когда он выстраивал аппарат своего государства. Собственно процесс создания госаппарата – а Ленин сильно хотел, чтобы он не был копией царского, – одна из тем, которые меня очень интересуют: Ленин как куратор образцового учреждения нового типа, одновременно законодательного и исполнительного, – Совнаркома. Так, совсем недавно из книги одной американской исследовательницы я, например, узнал, почему Ленин разошелся со своим давним товарищем Владимиром Дмитриевичем Бонч-Бруевичем, который был управляющим делами Совнаркома. Ленин много лет успешно работал с ним, но вдруг они на чем-то разошлись – меня всегда это интересовало…
– Что же случилось?
– Оказывается, возник конфликт между Бонч-Бруевичем и Горбуновым, секретарем Ленина. Конфликт на принципиальной почве. Горбунов и коллектив работников Совнаркома отмечали слишком авторитарный, недостаточно демократический стиль руководства Бонч-Бруевича, и Ленин – несмотря на старую дружбу, несмотря на весь шлейф, инерцию отношений, давнее доверие – с этой критикой согласился и расстался с Бончем. Вот так.
Полный текст –
«Правда» №60 2020 г.
