РЖД гордится, что гонит лес, нефть и уголь ускоренными темпами «за бугор». Что есть будем, когда сырье закончится?
Погрузка на сети ОАО «Российские железные дороги» в январе 2022 года составила 104,1 млн. тонн, что на 3% больше, чем за этот же период прошлого года. Об этом сообщает телеграм-канал холдинга.
А в чем причина такого роста? Экономика страны ускорила развитие? Увы, нет.
Рост показателей отечественных железнодорожников обеспечен, в основном, ростом объема погрузок отечественного сырья. Так, железными дорогами погружено 31,8 млн. тонн каменного угля (плюс 3,1% к январю 2021 года), 973 тыс. тонн кокса (плюс 6,3%), 19,5 млн. тонн нефти и нефтепродуктов (плюс 8,2%), 9,7 млн. тонн руды железной и марганцевой (минус 1,1%), 6,1 млн. тонн черных металлов (плюс 5,6%), 2,7 млн. тонн промышленного сырья и формовочных материалов (+18,4%) и т. д.
Кстати, одновременно с российскими железнодорожниками похвалились своими успехами и их китайские коллеги. Отмечая отправление 50-тысячного грузового поезда по маршруту Китай-Европа, в Китайской железнодорожной корпорации (КЖК) сообщили о характере основных перевозимых грузов.
Более 50 тыс. видов товаров, в том числе информационные продукты, автомобили и запчасти к ним, а также химическая продукция, механические изделия, электроника и т. д. были доставлены в 180 городов 23 европейских стран по 78 маршрутам грузоперевозок.
В общем, как говорится, почувствуйте разницу.
Хотя, вполне понятно, что не отечественные железнодорожники виноваты в том, что так или иначе из отечества вывозятся, в основном, природные ресурсы. Что им грузят, то они и везут.
Но, может, страна развивается, следуя какими-то другими, пока неведомыми большинству, пока незримыми путями?
— Нет, не вижу какого-то радикального или даже просто ощутимого изменения структуры российской экономики. Она работает как бы на самоходе, выдает те направления, которые традиционно позволяют зарабатывать, — считает президент Союза предпринимателей и арендаторов России Андрей Бунич. Эти направления поддерживаются, потому что есть пока такая возможность — их будущее под вопросом в связи с научно-технической революцией, с глобальными изменениями. Понятно, что есть ограничения на эти отрасли. Но пока новое развивается, выбрана такая тактика — использовать по максимуму старые направления.
Все сырье вывозить из страны на продажу, пока есть возможность. Не знаю, наверное, это в какой-то степени правильно, очень вероятно, что дальше это будет вообще никому не нужно, допустим, тот же уголь в какой-то момент может оказаться невостребованным. Тогда, наверное, есть смысл, пока он нужен, максимально его экспортировать. Так не только в России, так даже и в США рассуждают. И арабы — относительно нефти. То есть, в мировой практике это считается правильным подходом.
Но, конечно, хотелось бы, чтобы российская экономика изменилась с точки зрения создания высокотехнологичной продукции, особенно уникальной продукции. Но этого нет, поскольку если даже и есть экспорт высокотехнологичной продукции — это тот, который и был раньше.
В лучшем случае, идет просто поддержание старых цепочек. Это ясно, и из темпов роста вытекает. Если темпы роста низкие, а они по сути стагнируют, то при том общем объеме экспорта все позиции поддерживаются на одном и том же уровне. Даже уже из этого вытекает, что никаких особых изменений в экономике страны не происходит.
Хотя, какие-то точечные проекты есть, но это не меняет общего расклада. А был бы другой расклад, то потребовалась бы и другая финансовая система, другая система мотивации, общая стратегия развития должна поменяться. Но пока этого не наблюдается. Чего ожидать — если ничего не менять, ничего нового не появится, по-новому не заработает.
«СП»: — Такая логика понятна — есть возможность продавать сырье — надо его продавать, потому что в будущем спрос на него вероятнее всего пропадет. Но тогда с этих продаж надо же и инвестировать в развитие. Может, так и происходит? Просто мы этого не видим, как-то пока не замечаем?
— Так не бывает. Мы бы увидели, потому что это отразилось бы на показателях. Если бы мы вывозили сырье, а вырученные с продаж деньги трансформировались бы в инвестиции в другие сектора, то мы бы увидели в этих секторах рост. Так называемый «не нефтяной рост». Тогда не сырьевой сектор экономики давал бы рост. Но он же не дает рост, а наоборот, в некоторых случаях даже сокращается. Полученные от продажи сырья деньги мы проедаем, и все продолжается по-старому, только поддерживаем сложившуюся систему.
Конечно, эти деньги не должны уходить — путем вывоза капитала или просто исключительно распределением денег в стране — они должны попадать в финансовую систему, перерабатываться в ней. Через систему сбережений переходить в категорию инвестиций. И должны возникать проекты, где частный бизнес уже будет реализовывать эти инвестиции в различных отраслях. Но этого нет.
Сама финансовая система у нас такая, она так построена, что все это ей не нужно. Получается, что она выполняет какие-то расчетные функции. И поскольку не перерабатывает эти деньги, то они куда-то уходят и все. Пришли-ушли или перераспределились. Я думаю, проблема в этом. А если бы там что-то шло в другие сектора, мы бы это заметили.
«СП»: — А разве государство не заинтересовано в инновационном развитии? Или бюджетных денег не хватает, чтобы поддержать перспективные проекты?
— Системы нет, поэтому все просят деньги на развитие у государства. В военно-промышленном комплексе есть деньги на развитие, но это все-таки специфичная сфера, понятно, что она не совсем рыночная, функционирует по особым правилам.
А в целом, если брать гражданские высокотехнологичные отрасли, к примеру, машиностроение, то особо серьезных инвестиционных проектов здесь не наблюдается. Получается, что финансовая система не стимулирует все это, финансовый рынок у нас слабый, не дает возможности компаниям свободно заимствовать средства на рынке — так, как это обустроено в других странах.
Конечно, там и «пузыри» возникают, настолько много бывает проектов, где только одни обещания. Бывает даже, что и проекта как такового нет, а деньги под него уже собрали, уже все акции раскупили.
Но в целом такая система работает и доказывает свою эффективность. Как можно с ними соревноваться? Если у нас есть и новые технологии, и разработки какие-то, и специалисты, которые могли бы все это сделать, и есть база какая-то, но даже под это невозможно кроме как у государства ничего получить.
Получается, что реальные проекты в стране есть, а денег на их реализацию собрать невозможно. Потому что так построена система — привлечение средств с рынков не настроено, остается только идти с протянутой рукой к государству.
А государство и так понавесило на себя все, что только можно. При этом расходы только растут. Вот сейчас повышенные расходы из госбюджета сопряжены с медициной. Да и все социальные расходы выросли. Также сейчас будут расти расходы, связанные с изменениями климата. Затраты растут широкомасштабно.
Все это в целом на государство ложится, потому что кроме прямых затрат, надо будет кому-то, например, еще и налоговые льготы давать и т. д. А государство не может все это потянуть. То есть, если нет системы привлечения частного инвестирования, то экономический рост раскрутить просто не реально.
В том же Китае львиная доля экономического роста приходится не на государство, а на частный сектор. Государство выполняет роль не обеспечивающей, а поддерживающей системы, страхующей. Все это произошедшее китайское экономическое чудо основывается на частном капитале. Государство только страховало реформы развития.
У нас же получается, что все инвестиции делаются из прибыли тех же компаний, которые и получают эти инвестиции. А поскольку получают одни и те же, то и направления развития остаются примерно одними и теми же, поскольку этим компаниям в другие сферы идти нет особой нужды. Вот такой круговорот.
