Александр Алексеевич Кравец был избран первым секретарём в феврале 1993 года на восстановительной конференции Омской областной партийной организации. Возглавлял Омское отделение коммунистической партии до 2021 года. Избирался депутатом Государственной думы РФ второго, третьего, четвёртого, шестого и седьмого созывов. В данный момент — член ЦК КПРФ, руководитель кадровой комиссии Омского обкома КПРФ.
В эти дни Александру Алексеевичу исполняется 75 лет. Обычно в юбилейных интервью принято говорить о победах, достигнутых на долгом жизненном пути. На этот раз захотелось поступить по-другому: поговорить о мотивах, о том, что заставляло действовать так, а не иначе.
— Александр Алексеевич! Мы с вами в 80-е годы прошлого века были уже достаточно взрослыми людьми и сегодня хорошо помним то время. Сейчас многие вспоминают его как очень благополучное. Однако тогда, после начала перестройки, было ощущение: происходит что-то неправильное, нужно что-то менять. Многие восприняли 1991 год, когда Ельцин пришёл к власти, даже с надеждой на перемены к лучшему. Мало кто что-то понимал. Вы уже тогда знали, что ни к чему хорошему происходящее не приведёт. Что дало такое понимание?
— Да, в 80-е годы в СССР шла мощная информационная кампания: «больше социализма, больше народовластия» и так далее. Я был тогда уже взрослым человеком — около сорока лет, доцент, кандидат наук. Преподавал то, что сегодня называется политологией, а тогда — теорией научного коммунизма. То есть имел определённый круг знаний.
Где-то на рубеже 1989—1990 годов понял, что стране грозит крах. Что идёт идеологическая обработка населения. Выбиваются мозги, подменяются понятия. Кстати, многие уже забыли, что был такой мерзавец Яковлев, идеолог у Горбачёва, и все передёргивания, все извращения понятий — это его заслуга. Он руководил процессом назначения «либеральных», как говорила госпожа Тэтчер, редакторов в средства массовой информации. Яковлев подменил понятия, стал тех, кто выступал против социализма, называть «левыми», а сторонников социализма — «консерваторами».
Я пришёл к пониманию происходящего в том числе из-за позиции моего отца. Он, как только Горбачёв пришёл к власти, стал говорить, что тот и его окружение — предатели. Я сначала думал, что не может такого быть, предателей «наверху» не бывает. Но когда стал анализировать, убедился, что происходит измена тем идеалам, на которых строилась Советская страна, по которым жило наше общество.
Плюс, конечно, не только идеологическая обработка, была экономическая подготовка контрреволюционного переворота. Началось это в том числе и с антиалкогольной кампании, и с пресловутых кооперативов, которые, по сути дела, грабили советские предприятия.
— А вы как реагировали?
— Где-то в 90-м году я стал активно выступать против того, что называется «горбачёвщиной», против Ельцина. А с Ельциным всё было понятно: это не только человек, у которого тяжёлая алкогольная зависимость, это лицемер, каких поискать надо. Кто не верит — почитайте его «Исповедь на заданную тему». Там всё есть, и надо увидеть меру мерзости этих людей, сравнить с тем, что они делали.
Я пришёл к пониманию происходящего прежде всего за счёт своих теоретических знаний, за счёт знания науки марксизма-ленинизма. Стало ясно, что «наверху» — враги, и речь идёт о крахе моей Родины. Начал делать то, что тогда было в моих возможностях. Я был преподавателем вуза, заведующим кафедрой. Читал лекции.
— А после 1991-го, когда был совершён переворот?
— Начал искать варианты, как собрать тех, кого не удалось обмануть. Такие люди нашлись. Нашлась нравственная элита общества. Это были люди, преданные идеалам справедливости. Это люди, у которых была совесть, которые болели за страну. Которые знали, что единственный путь развития страны с перспективой для народа — это Советская власть и социализм. С горсткой людей мы начинали нашу борьбу. Понимали, что нас ждут очень тяжёлые испытания. Но мы выстояли, мы превратились в нашем регионе не только в самую мощную оппозиционную силу, но и вообще во влиятельную политическую силу.
— Тут встаёт вопрос о людях — о настоящих коммунистах и перерожденцах.
— Партия — часть общества. Все мерзавцы, проходимцы, карьеристы, рвачи притаились в период, когда страна признавала классовую борьбу. Но затем были допущены очень глубокие теоретические ошибки: отказ от диктатуры пролетариата в программе партии, отказ от классовой борьбы в период социализма. При Хрущёве это стало особенно заметно.
Мерзавцы быстро поняли алгоритм, как можно сделать карьеру в партии, которая была ядром политической системы, они очень быстро мимикрировали и ждали своего момента. И как только прозвучал свисток, что надо ломать, они сбросили с себя «красные» маскхалаты и показали своё мурло. Был такой журнал «Коммунист», редактором в нём работал Егор Гайдар. Тот самый. Запудривали людям мозги.
Контрреволюционный переворот шёл по всем направлениям. Медленно, долго. Полигоном для испытания были страны социалистического содружества — Польша, Чехословакия и так далее. Запад вливал миллиарды долларов в подготовку. Советский Союз развалился не потому, что социализм исчерпал себя. Нет. Просто социализм — это строй, при котором роль личности и субъективные факторы имеют огромное значение. И если поставить в звенья управления этой машиной ложные элементы, задать ложные программы, то взорвать её можно.
Всплыла масса мерзавцев. Те, кто клялся, что они верные сторонники Ленина, социализма, оказались просто мерзкими предателями. Потом с этими мерзавцами мы пересекались в Государственной думе. Для меня работа в Государственной думе была психологическим испытанием. Я был вынужден находиться среди людей, которые, отказавшись от всего, чему клялись, предали страну. Приходилось держать себя всё время в руках. Я смотрел на людей с большими звёздами, которые давали присягу СССР, а потом требовали запрета или «перекраски» Знамени Победы нашего народа в Великой Отечественной войне. И такие были.
Всё это время я ощущал погружение в какую-то мерзость. Но надо было работать. Надо было использовать все возможности для того, чтобы партия укреплялась, партия действовала, партия выстаивала, когда на нас было особенно сильное давление. Поэтому терпел, занимался, кое-что получалось.
— В истории Омской партийной организации много достижений. Но я хочу попросить вас рассказать об эпизодах, наиболее запомнившихся в эмоциональном плане.
— Мог бы привести немало примеров, но расскажу о двух. После II Объединительного съезда осенью 1993 года Ельцин совершил государственный переворот. В очередной раз объявили о запрете Компартии. И тогда же состоялись выборы уже в Государственную думу, поскольку Верховный Совет был разогнан.
У нас, у Омской парторганизации, тогда ни кола ни двора не было. Мы собирались в сквере Пионеров. Там стояли олени в бассейне фонтана, была лавочка. И вот после запрета Компартии ко мне подошла женщина — не молодая, но и не пожилая. Она, помнится, работала уборщицей на нефтезаводе, а тогда технички на нефтезаводе получали больше, чем доценты и профессора. И вот она предложила меня спрятать, если мне будут грозить репрессии. Меня это очень сильно тронуло. Человек, которого я, по сути, не знал, предлагает помощь.
К чему я это вспоминаю? К тому, что тогда многие бывшие работники КПСС, находящиеся на довольно высоких должностях, отошли в сторону. Пусть даже не занимались откровенной антикоммунистической деятельностью, просто отошли в сторону, не участвовали в возрождении партии. Они оправдывались тем, что «народ нас не поддержал». А для меня разговор с той женщиной был показателем той самой поддержки. Это был показатель, что у нас всё должно получиться, нужно только работать.
И второй случай. Я атеист, но тогда я понял, что надо работать и с верующими. Акции протеста в то время проходили на месте нынешнего светомузыкального фонтана. Тогда мэром был Шойхет, он нанимал «бройлеров» — бандюков в кожанках…
— Они в Омске назывались «бройлерами»?
— Да, откормленные, здоровые качки, как правило, бывшие спортсмены, ездили тогда на вишнёвых «девятках» или уже на иномарках. Нас там, допустим, 300 человек собиралось на акцию и примерно столько же этих мордоворотов — вокруг нашей группы. И вот после одного из митингов возвращаюсь домой и у себя в кармане пальто нахожу записку. А там — молитва, что-то типа: «Шёл Христос в Иерусалим, нёс Христос золотой крест, спаси и защити раба Божьего Александра». Какой-то верующий засунул мне в карман эту, как они называют, охранительную молитву. Я подумал: наверное, делаю то, что надо, и то, чем я занимаюсь, наверное, кому-то нужно.
— Сейчас тоже идёт сильное давление. Говорят о снижении электоральной поддержки. Понятно, что это, как её называет Сергей Обухов, консолидация вокруг флага. Это растерянность людей. Страх резких движений в условиях внешней угрозы. Даже в партии сейчас некоторые говорят, что нельзя явно ругать Путина, потому что вдруг без Путина что-то изменится в худшую сторону. Вы остаётесь членом ЦК и руководителем кадровой комиссии. Наверняка думаете, анализируете, что происходит.
— Происходят изменения и в обществе, и в самой партии. Партия — часть общества. Понятно, что Россия стоит перед тяжелейшими вызовами, которые несут ей реальную угрозу прекращения существования как страны, которую создавали наши предки, которую сделала подлинно великой и передовой Советская власть. Это реальность. В этих условиях возникает консолидация.
Но надо спросить себя: почему мы оказались в такой ситуации? Способны ли мы при сохранении нынешней социально-экономической политической системы нейтрализовать угрозы? Главная угроза в России сегодня не внешняя, а внутренняя. Угроза будущему страны — это то, что называется рыночной системой, капитализмом, когда всё продаётся. Когда прибыль стоит на первом месте.
России не выжить под ударами более мощной рыночной экономики Запада. Российские олигархи сдадут и продадут кого угодно. Они продали уже Советский Союз, чтобы стать олигархами. Они — главная угроза для страны. Россия может победить. Рыночная Россия рыночный Запад не победит. Россия победит в конечном итоге, но она должна будет сбросить с себя рыночную систему отношений. Чтобы начать воевать настоящим образом, нужно разорить олигархов.
У партии, которая выражает национальные интересы, а это наша партия, патриотическая, прежде всего коммунистическая, должны быть классовый подход и классовые оценки происходящего. Классовый подход должен показать, что буржуазия как класс не способна защитить национальные интересы страны, в которых главная составляющая — интересы людей труда. Того, кого мы называем пролетариями, которые живут за счёт продажи своей способности к труду.
В этих условиях какую позицию должна занимать партия? Держать дистанцию. Да, мы за Россию, мы за многонациональный народ России, но мы против олигархата, мы против той политики, которая проводится внутри страны, мы против той структуры экономики, которую нам навязали, поэтому мы требуем национализации стратегических отраслей, поэтому мы требуем: если страна воюет, то воевать надо по-настоящему, подлинным образом.
