«Меня в колхоз послал писатель Валентин Овечкин, — вспоминал председатель колхоза имени Ленина, не одно десятилетие гремевшего в Смоленской области, Герой Социалистического Труда Сергей Бизунов. — Работал я тогда заместителем председателя райисполкома. Получил «Правду», читаю очерки Овечкина — берут за душу. Думаю, надо ехать в деревню, поднимать сельское хозяйство своими руками. Поехал…» Точнее сказать, поехали, — десятки, сотни таких по-настоящему неравнодушных к судьбе родной земли активистов, вдохновившихся очерками писателя, в первой половине 1950-х годов просто-напросто помчались поднимать отстававшие колхозы, где смело брали на себя ответственность за порученное дело, самоотверженно трудились, добивались внушительных результатов, профессионально росли, набирались практического опыта, становились видными организаторами сельскохозяйственного производства.
Рождённые самой жизнью очерки Валентина Овечкина, стодвадцатилетний юбилей со дня рождения которого приходится на 22 июня текущего года, станут событием скорее даже не литературным, а большой общественной значимости, причём не только для РСФСР, но, без преувеличения, и для всего Союза ССР. «Районные будни», успешно выдержавшие «соперничество» со многими крупными творениями советской прозы, вызовут широкие, бурные, принципиально звучавшие в народе дискуссии и споры. Их повсеместно станут обсуждать на многочисленных читательских конференциях и на производственных собраниях в МТС и колхозах. Будут они ставиться и в повестку дня собраний первичных партийных организаций и пленумов райкомов партии. И всюду обсуждение очерков Овечкина превратится в принципиальный партийный разговор о насущных проблемах колхозной жизни и задачах по дальнейшему развитию сельского хозяйства страны.
«Районные будни» наряду с рассказом Михаила Шолохова «Судьба человека» и второй книгой «Поднятой целины» станут одной из наиболее приметных вех своеобразного литературного рубежа, возникшего между советской литературой послевоенного десятилетия и новым этапом в её развитии, отобразившим в том числе и колхозно-деревенскую тему.
Самое крупное своё произведение, состоящее из пяти как бы самостоятельных очерков, связанных общностью темы и действующих лиц, Овечкин, обладавший опытом заведующего избой-читальней, партийца-«райкомщика», газетчика, организатора и председателя коммуны, писал более четырёх лет и публиковал отдельными частями в «Правде» и журнале «Новый мир». И именно в «Районных буднях», отличавшихся прежде всего пафосом партийного подхода к действительности, удивительный талант писателя проявится тогда в полную силу. Причём очерки этого прославленного цикла станут этапными не столько даже для самого Овечкина, сколько для всей советской литературы о колхозной деревне. С них-то по большому счёту и начнётся уникальное движение писателей-деревенщиков, выдвинувшее в последующие годы ряд самобытных прозаиков и публицистов. На «Районных буднях» предстояло им в то непростое время учиться. Благодаря примеру стойкого влияния очерков Валентина Владимировича на массовое сознание они и станут настойчиво внедряться в повседневную деревенскую жизнь, писать о ней.
«Я лично обязан В. Овечкину, — признавался в 1955 году Сергей Залыгин, — самым большим, чем может быть обязан писатель писателю. Мне думается, что я не написал бы многое из того, что у меня написано, не будь его очерков… В. Овечкин имеет целый ряд последователей; я думаю, что среди очень активной и многочисленной группы очеркистов, преимущественно молодых, пишущих сейчас о деревне, много людей, дороги которым помог открыть В. Овечкин».
Да, Овечкину предстояло пробить брешь, сдерживавшую накопившиеся в общественном сознании представления (во многом поверхностные, грешившие субъективными оценками) о проблемах деревни и методах их решения. Посему и станет он тем первопроходцем, за которым со своими правдивыми деревенскими очерками и рассказами выдвинутся Владимир Тендряков, Сергей Антонов, Анатолий Калинин, Гавриил Троепольский, Леонид Иванов, Ефим Дорош, Сергей Воронин, Фёдор Абрамов, эстонец Юхан Смуул. Им так же, как и Овечкину, посчастливится прочувствовать своё место в писательском строю и лицезреть общественную значимость писательского слова, активно работавшего на советскую деревню, на рост её личностного потенциала.
«Литература, — был убеждён Овечкин, — не щекотание пяток, отдыхающих после сытного обеда. Литература — это вмешательство в жизнь. Это рычаг, продвигающий жизнь вперёд». Своеобразными «жизненными рычагами» являлись и произведения писателя, в первую очередь его не растерявшие актуальности «Районные будни». Потому-то и по прошествии семи десятилетий со времени появления очерков Овечкина в свет вновь следует подчеркнуть, причём с позиций дня сегодняшнего, что именно в них с наибольшей для своего времени полнотой проявилось кровное, главное качество, отличавшее советскую литературу. Качество, а может, не исключено, животворящая послеоктябрьская традиция, базировавшаяся на партийности литературы. Это стало фундаментом осознанной социальной направленности нашей литературы, нацеленной на непосредственное вмешательство в жизнь и скорую общественную реакцию.
Очерки Овечкина вносили в советскую литературу не только новые конфликты, характеры, но и заметно обогащали, углубляли принципы социального анализа. Весьма произвольному толкованию взаимосвязи человека и обстоятельств, проявлявшемуся наиболее заметно в некоторых послевоенных произведениях о деревне, а вместе с тем и поэтизации волевого начала, утверждению всевластья личности, способной, как по мановению волшебного жезла, одними лишь своими усилиями и добрыми намерениями устранять последствия войны, Овечкин противопоставит трезвые исследования реальной практики. Он сделает это в очерковой форме повествования, нацеленной на оперативное изучение сложнейших общественных проблем и их чёткое, выпуклое обозначение. Оттого-то в написанных им очерках вопросы о воле руководителя и последствиях его деятельности, государственном и личном, долге и свободе поведения, плане и реальном положении дел, решительности и нравственности поступков приобретут воистину общегосударственное звучание. В их донесении до массового читателя Овечкин подойдёт в постановке общей для того времени идеи. И заключалась она в необходимости создания таких общественных условий, которые бы содействовали наиболее полному раскрытию всех творческих возможностей личности и коллектива.
Волюнтаризм (порядком ныне подзабытый, но вовсе не изживший себя и в сегодняшней нашей жизни) решительно отвергался Овечкиным не только по соображениям нравственности, но и как явление социально вредное, государственно опасное, вероломно искажавшее природу советского общественно-политического строя, уродовавшее человеческие характеры. Писатель прозорливо увидит в волюнтаризме опасность для социального прогресса. Исследуя психологию, характеры, поведение как следствие определённых обстоятельств, Овечкин фигурой секретаря райкома партии Мартынова, общей мыслью своих произведений наметит и реальные меры по преодолению явлений, тормозивших развитие общества.
«Районные будни», написанные в районном городке Льгове Курской области на местном материале, но сознательно лишённые при этом «точного адреса», Овечкин начнёт с разговора между вторым секретарём райкома Петром Мартыновым и Демьяном Опёнкиным — председателем передового, самого богатого в районе колхоза «Власть Советов». Разговора непростого, высветившего сонм насущных злободневных проблем, требовавших своего оперативного разрешения, причём, подчеркнём, не в пределах одного отдельно взятого сельского района, а в масштабах практически всей страны. В которых, естественно, конкретный адрес был совсем неважен, так как в силу типизации показа общей для советской деревни проблематики Овечкин сумеет расширить не одни лишь границы жанра, а создать талантливую очерковую летопись жизни тех лет. Она показана не на фоне мелких бытовых столкновений, а по-крупному, при превалировании насущных проблем колхозной деревни.
Мартынова, неплохо знавшего реальное положение дел в хозяйствах района, в связи с этим волновал вопрос о необходимости выработки действенных мер реагирования. Он искренне заботился о подготовке по-настоящему небесполезных инструкций, чтобы, знакомясь с ними, люди не смеялись впредь над беспомощными и грозными райкомовскими телефонограммами, на которые так падок был пребывавший в отпуске первый секретарь райкома Борзов, выступавший полным антиподом Мартынова. С ним-то, а также с секретарём райкома Медведевым и секретарём обкома Маслениковым, Овечкин и свяжет основные пороки в руководстве сельским хозяйством страны. Те самые пороки, которые были первопричиной серьёзных проблем, благодаря писателю кардинально обозначенных в общественной повестке дня.
Между прочим, далеко не все крупные партийные руководители поняли тогда конфликт Мартынова и Борзова. Известен случай, повествующий о том, что Овечкина приглашали на беседу руководители Курской области, напрямую задававшие ему вопрос: «Почему первый секретарь райкома партии по своему уровню развития ниже второго?» Овечкин же, по воспоминаниям очевидцев, не сдавался, возражал сдержанно, но твёрдо, независимо, аргументированно, по-партийному… А уж коли по-партийному, тогда становится вполне понятен и настрой самого Овечкина, выразившийся в тех злободневных вопросах, о которых нелишне поразмышлять и нам.
Почему существуют маломощные колхозы и есть отстающие районы? Отчего много недостатков в сельском хозяйстве страны? Кто тормозит развитие деревни? Почему?.. Отчего?.. По какой причине?.. Из-за самой существенной, на взгляд писателя, заключавшейся в порочном, отвратительном стиле и недостойных методах местного руководства. Посему, кстати, Овечкин и изберёт основным местом действия в очерках райком партии, а главными действующими лицами определит секретарей райкома.
Равнодушные эти партийные руководители, коммунисты не по убеждениям и чувствам, а по строгому следованию в фарватере официальной политики государства и, что ли, по инерции станут с подачи Овечкина персонажами нарицательными. Каждый из них считал себя, в зависимости от должности, или «хозяином» района, или «хозяином» области.
«Я, бывало, не сплю — весь район не спит! Государству нужны на руководящих постах энергичные работники!.. Теперь тут чего хочешь наговорят про меня. Одного только не скажут: что я размазнёй был. Умел держать район в страхе божьем!..» Вот так рассуждал о себе и своей руководящей деятельности Борзов. Он и после освобождения от должности первого секретаря за «грубый зажим критики» не осознал пагубности своего поведения, не разобрался в истинных причинах, послуживших основанием для принятия такого решения.
«Не потерплю!» — вторил ему секретарь обкома Маслеников. Так и «не терпели» борзовы и маслениковы смелых, принципиальных, инициативных людей, а приближали к себе подхалимов и карьеристов, ограниченных, подобострастных, беспринципных исполнителей. Те же, прежде чем зайти в кабинет к «хозяину», осведомлялись в приёмной, в каком тот настроении… В таком замкнутом, но хорошо им знакомом пространстве жилось куда как проще, «надёжней», без лишних потрясений, переживаний и угрызений совести. Да и где ей взяться, этой абстрактной и мало пригодной в мещанском быту совести? Тем более что такие люди всегда умели и умеют искусно маскироваться, выдавать себя за подвижников, государственников, патриотов. Полнейшее равнодушие и канцелярское отношение к делу они прикрывают «заботой» об интересах государства, администрирование и самодурство — «заботой» об интересах народа, честолюбие и карьеризм — ложной деловитостью.
«Борьба с такими цепко ухватившимися за власть тщеславными и хамоватыми имитаторами, — убеждал многомиллионную читательскую аудиторию Овечкин, — дело нелёгкое, но крайне важное и жизненно необходимое. Она потребует длительного времени, мобилизации всех здоровых сил, во главе которых должны находиться настоящие коммунисты». И писатель отчётливо представлял перспективы этой борьбы. Видел он и то, что борзовы и маслениковы в пределах своих возможностей и полномочий окажутся бессильными подавить народную инициативу. Постоянно на местах наблюдая за ростом сознательности деревенского актива, Овечкин радовался и тому, что с прожжёнными демагогами решительно продолжали бороться убеждённые партийцы Мартынов, Долгушин, Опёнкин, Руденко, всецело поддерживаемые простыми колхозниками.
Предусмотреть, однако, исход той борьбы Валентин Владимирович не сумел. При всей своей прозорливости и способности распознавать самые тяжёлые недуги советской общественно-политической системы представить себе шабаш разнузданной антисоветчины конца 1980-х — начала 1990-х годов писатель не смог бы и в самом страшном сне. И о предательстве в самых верхних эшелонах КПСС Овечкин, конечно же, не задумывался. Писатель-практик, знавший силу печатного слова, он обращал свой взор на фигуры более приземлённые, наполнявшие тогдашнюю повседневную жизнь. Тем более что под впечатлением от его собственных произведений многие партийные и хозяйственные руководители менялись в лучшую сторону. Негативные явления изживались, зазнайство, гонор, завышенные самооценки, нетерпимость к критике ими решительно отстранялись. Ленинские нормы партийной жизни неизменно, чего и добивался писатель, брали верх.
Второй очерк «Районных будней» — «На переднем крае» — был напечатан «Правдой» в июле 1953 года. В нём Мартынов, выступавший уже в роли преемника Борзова, приходит к очень важным заключениям, между прочим, не растерявшим своего всеохватного, глубинного значения и в наши дни.
«Конечно, нельзя рассчитывать лишь на совесть, — напряжённо размышлял Мартынов. — Надо систему оплаты труда перестраивать. Как перестраивать? Подумать надо. Неужели нельзя найти такие формы — чем выше урожай, тем больше все получат по трудодням?.. Надо написать в обком. Не любят у нас в обкоме тревожных писем. Скажут: растерялся молодой секретарь, другие работали при тех же порядках, а ему, вишь, подавай какие-то реорганизации. <…>
Иногда мы так уж подробно расписываем в своих инструкциях и резолюциях: когда сеять, как сеять, как убирать, точно боимся, что колхозники без наших указаний не смогут и лошадь правильно в телегу запрячь. Будто не с хлеборобами имеем дело. Себя тратим на мелочи и разумную инициативу людей сковываем. Если не верим в способности председателя колхоза или директора МТС — не нужно держать таких. Сельское хозяйство требует гибкости, смелости, находчивости. Здесь, как в бою, приходится прямо на поле принимать решения. Год на год не похож. Заранее, из кабинетов, всего не предусмотришь. <…>
У нас не так, как в промышленности: закончен рабочий день, и можно итоги подвести, продукция налицо. Хлебороб целый год работает, пока сможет свою продукцию показать. В деревне цыплят по осени считают. И надо бы не торопиться объявлять нам выговоры за «нарушения». Терпеливее надо относиться к таким «нарушениям», когда люди хотят сделать лучше, чем предписано».
Задумываясь над этими вопросами, отчётливо понимая при сём ведущую роль колхозных масс, Мартынов вплотную подойдёт и к осмыслению такого крайне негативного явления, как формализм. Позже, в третьем очерке «В том же районе», он выскажется и о формализме в партийной работе: «Показная активность! Собрание проведено, выступления были, протокол написан — форма соблюдена. В чём в чём, но уж в партийной работе формализм совершенно невыносим! С нас берут пример и комсомольцы и пионеры. Формализм бюрократизму — родной брат. А у Ленина в одном письме сказано: если кто нас погубит, то именно бюрократизм. Этого-то мы, конечно, не допустим. Но Ленин предупредил нас, какая это серьёзная опасность!..»
Формализм в партийной работе недопустим! И категоричность такой оценки у Овечкина не вызывала и толики сомнения. Но важно в этой связи обратиться и к вопросу о самой партийной работе, существо которой писатель прекрасно знал, придав ему особое значение.
«Партийная работа имеет ту главную особенность, что её не назовёшь ни профессией, ни специальностью. Это выборная работа», — напомнит Овечкин читателям в самостоятельном очерке «Об инициативе и талантах», написанном в 1955 году и впервые напечатанном в январском номере журнала «Новый мир» за 1956 год.
«Партийная работа не специальность, — продолжает далее писатель, — и секретарь может не быть агрономом или инженером, но ему приходится руководить и агрономами, и инженерами, и врачами, и учителями, и литераторами, и художниками, и рабочими, и колхозниками».
«Работа с кадрами, воспитание людей — главная задача партийных работников, — констатирует затем Овечкин, — потому что партия существует и работает не ради самой себя, а ради жизни всего народа. <…>
Очень нужны нам металл, хлеб, уголь, машины, строительные материалы. Мы должны стать самой богатой страной в мире, и чем скорее, тем лучше. Что бы мы ни делали, всё сводится к этому — к могучему укреплению экономики нашего государства. Но решение всех хозяйственных задач — в человеке, в кадрах. Главный материал, с которым имеет дело партийный работник, — это человеческий материал. Для него это, если уж переводить на производственный язык, и материал, из которого он строит, и инструмент, которым строит. Кому что: художнику любоваться своей картиной, конструктору — своей новой машиной, а партийному работнику — людьми. И в общем, партийный работник «не в убытке». Двойная радость: и за плоды трудового творчества наших людей, и за самих людей.
И тот партийный руководитель, который отдаёт всю страсть души этому делу, который любовно растит вокруг себя таланты, растит их на больших ответственных делах, где есть простор для умной и смелой мысли, растит терпеливо, не избивая за невольные ошибки, взыскивая за них с отеческой строгой доброжелательностью, настойчиво и мудро направляя эти таланты на верный путь, который именно в этом, в лепке человеческих душ и характеров, находит своё «профессиональное» наслаждение работой, — тот руководитель сам являет собой благородный и светлый, очень нужный в нашей жизни большой талант».
Без малого семьдесят лет прошло с тех пор, как эти слова стали знакомы советским читателям, с нескрываемым интересом, жадно вчитывавшимся в произведения писателя. С тех пор много воды утекло и поменялась сама жизнь, но разве совсем уж неприменимы они и к нашим сегодняшним условиям? Неужели нынешние партийные работники разучились замечать и распознавать людей, выявлять среди них тех, кому дороги наши идеи и кто готов за них побороться? Вопросы эти вовсе не отвлечённые и далеко не праздные.
Перечитывая вновь «Районные будни» и другие произведения Овечкина, нельзя не выстраивать параллель от тех реалий к современности, при всех очевидных различиях, присутствовавших в нашей жизни тогда и существующих сейчас. Связующая нить, корневая система здесь просматривается в другом, а именно в облике, в духовно-нравственном существе партийного работника. Партийного секретаря не по должности как таковой, а по убеждениям, жизненному призванию, совестливости. По духу, и предпочтительно такому, какой мы наблюдаем у нестареющего овечкинского Мартынова, человека сильного, волевого, принципиального, беспокойного, но не суетливого, презиравшего равнодушие, стремившегося слушать и слышать людей, вникать в их тревоги и чаяния…
Мартынов потому и воспринимается нами живо, опять-таки с позиций дня сегодняшнего, что Овечкин ёмко и неброско совместил в нём всё то природное естество и мыслительную глубину, которые жизненно необходимы партийным вожакам, подлинным лидерам коммунистов. Вожакам, подчеркнём, а не горлопанам и приспособленцам, мнящим себя народными заступниками. И для того чтобы более панорамно представить широту личности Мартынова, обязательно следует обратиться и к его больничному дневнику, встречающемуся нам на страницах самого крупного очерка «Трудная весна». В нём мысли и предложения главного героя об изменении существовавшей тогда системы хлебозаготовок, о задачах по совершенствованию агротехники, о перспективах дальнейшего развития школьного образования, о необходимых мерах по улучшению работы руководящего аппарата.
Вот, к примеру, одна из коротких мыслей, не растерявшая и сегодня своей актуальности: «Жизнь человека — целый роман, а мы иногда пытаемся втиснуть её в несколько строчек решения об этом человеке, в докладную записку». И далее: «Хвалим человека: «Напористый товарищ! Энергичный!» Только по этим качествам иногда и судим о человеке: «Годится! Силён! Потянет!» А куда потянет? Разве при Николае Втором не было энергичных чиновников?»
А вот мысль Мартынова о коллегиальном авторитете партийных органов: «Некоторые товарищи полагают, что высокий авторитет того учреждения, где они работают (райком, обком), возместит их собственное невежество, нежелание думать».
Ну и напоследок мне представляется важным привести суждение Мартынова о возрастном составе партийных кадров: «А между прочим, это очень серьёзный вопрос — о возрастном составе наших кадров! На моих глазах секретари райкомов стареют. Сейчас средний возраст секретарей райкомов по нашей области, вероятно, так где-то между сорока и пятьюдесятью, ближе, пожалуй, к пятидесяти. Мне тридцать семь, и как посмотрю на своих коллег — я чуть ли не самый молодой. А через две пятилетки средний возраст секретарей райкомов будет — под шестьдесят? А потом под семьдесят? <…> А как было в гражданскую войну, в начале советской власти, в первые годы коллективизации? Аркадий Гайдар в семнадцать лет был командиром полка! Щорс в двадцать четыре года командовал дивизией! Двадцати-двадцатипятилетние парни заворачивали в ревкомах, организовывали колхозы. Нет, что-то неладно у нас сейчас с воспитанием молодёжи и с отношением к ней».
Тут же подчеркну, что данная проблема присутствует и в КПРФ. Но следует отдать должное руководству партии и за планомерную работу в этом вопросе. Заметно омолодилось руководство региональных партийных отделений, омолаживаются кадры и на местах. Процесс сей, что самое главное, не стоит на месте.
Конечно, не одни только «Районные будни», при их, если так можно выразиться, цементирующем значении представляют сегодня неподдельный интерес. Творческое наследие Овечкина значительно шире, ведь был-то он талантом не яркой вспышки. Да и широкую литературную известность Валентин Владимирович приобрёл далеко не сразу. И пришла она к нему с повестью «С фронтовым приветом», которую он закончил летом 1944 года и которая впервые была опубликована в пятом и шестом номерах журнала «Октябрь» за 1945 год.
Одним из первых читателей рукописи этой повести был Пётр Павленко. И она ему понравилась, в результате чего он рекомендовал её для прочтения Александру Фадееву. Несмотря на занятость, связанную с работой над своей бессмертной «Молодой гвардией», Фадеев «прочитал рукопись залпом» и тут же подготовил отзыв для издательства «Советский писатель»: «Прекрасная повесть, написанная человеком, прекрасно знающим колхозную жизнь, болеющим душой за судьбу родной земли и верящим в её прекрасную судьбу».
Главное же в том, что Овечкин почувствовал поворот в настроении людей, произошедший в переломное время войны, позволивший им массово задумываться о будущем. Этот знаменательный процесс, по ходу которого отметалось всё плохое и утверждалось хорошее, писатель и отразит в своей повести. Потому-то довоенная жизнь и не станет рассматриваться в ней как идеал, но как определённый критерий, позволявший лучше судить о том, что было и что должно быть. При сём персонажи повести не столько восхищались достигнутым, сколько думали о том, что ещё не сделано и что предстоит сделать или исправить. Не случайно в финале повести главный герой и себе и окружающим заявляет: «Хочешь жить — броском вперёд!»
Слова эти, заключающие в себе смысл повести, смело можно ставить эпиграфом не только к повести «С фронтовым приветом», но и ко всему творчеству Овечкина, в том числе и драматургическому. Именно так — «броском вперёд» — движутся по жизни герои писателя, и, разумеется, Валентин Владимирович был непримирим к тем, кто мешал настоящим творцам и строителям делать этот «бросок».
Непросто было идти по жизни этому принципиальному, с обострённым чувством справедливости человеку. Не достигнув в жанре драматургии тех успехов, которые выпали ранее на долю его прозаических произведений, последние годы своей жизни Овечкин проведёт в Ташкенте, где за рабочим столом 27 января 1968 года и уйдёт в вечность. На узбекской земле он восторженно примется за написание повести о знаменитом корейском колхозе «Политотдел», располагавшемся в Ташкентской области. Удивительное хозяйство, которое долгие годы возглавлял Герой Социалистического Труда Хван Ман Гым, произведёт на него столь сильное впечатление, что отзыв его будет категоричным: «Лучшего колхоза и лучшего председателя я в своей жизни не видел. Далеко не в каждом рабочем посёлке или городе найдёшь такой материальный уровень, культуру быта и производства, такую жизнь, как в этом колхозе».
Работал в те годы Овечкин и над автобиографической книгой «Невыдуманные очерки», но и она осталась незавершённой. Так сложилось, что самым крупным и значимым его творением стали «Районные будни», произведение огромной духовной, воспитательной силы, во многом предопределившее последующее развитие всей советской деревенской прозы, направления, особняком выделявшегося в нашей многонациональной литературе.
Много-много лет назад Гавриил Троепольский вспоминал о том, как осенним вечером 1952 года он раскрыл журнал «Новый мир» и стал знакомиться с «Районными буднями» Овечкина. «…Всё осветилось другим светом. Казалось, и лампёшка-моргушка загорелась ярче… Внутри задрожало. Это было что-то незнакомое и неудержимое… Да, Валентин Овечкин в той хате поднял меня за шиворот, поставил на ноги и сказал: «Иди! Ты — человек!» Все последующие пятнадцать лет вместе с другими, услышавшими голос… Овечкина, я старался идти в ногу с ним».
Человек… Человек-творец! Человек, способный изменять жизнь к лучшему… Вот те мерила, которые были в основе творчества Валентина Овечкина, творчества всегда живого, духоподъёмного, оптимистичного, требующего своего нового прочтения. Обратитесь же к нему, поразмышляйте вместе с писателем-коммунистом, «философом от сохи», человеком страстным, любившим жизнь, людей и Отечество…
