– Захоронить!..
И обратно в навоз. Там тепло и сытно, там свои.
Вся эта вялотекущая истерия с захоронением Ленина похожа на попытки завистливого и вечно полупьяного деревенского маляра со злости замазать картину Рембрандта.
Очень хочется, но очень страшно. Он хоть и дурак, но Рембрандта знает. И что ему будет за это – тоже знает. Вот и ходит вокруг картины, с тихой жлобской ненавистью смотрит, ручонки потирает, но боится страшно. Осознает.
А ему прохожие: «Уймись, дурак, пока зад не надрали! Иди отсюда! Не твоего ума это дело!»
И он уходит и думает про себя: «Вот на следующий год точно замажу гада! Чтоб глаза не мозолил!»
А на следующий год – то же самое.
Вроде и понимает маляр, что не надо трогать великое, что опасное это дело. Но и смириться с тем, что есть на свете художники сильно лучше его, не может. И мучается. И пьет с горя.
А Рембрандт висит себе в зале на самом почетном месте, про маляра этого не думает и не знает – и знать не хочет. Плевать ему на него. Мало ли их было, мало ли еще будет! И всем им Рембрандт поперек горла. Как живой упрек всякому ничтожеству и бездарности.
Ленин – явление настолько грандиозное и масштабное, что никак не умещается в плоской голове дождевого думского деятеля, возомнившего себя государственной фигурой.
Ленин не виноват, что он не умещается в этом мозгу. И этот мозг не виноват. Он таким родился. Его нельзя за это осуждать.
Как было сказано однажды в одном старом фильме: «Ну нет же у вола комплекса неполноценности от того, что он вол. Ну – вол. И слава Богу!»
Лежит себе в центре Москвы на Красной площади, в нескольких сотнях метров от Государственной думы, в Мавзолее давным-давно умерший человек. Лежит в пределах прямой видимости.
И 24 часа в сутки, без перерыва, все эти 26 лет одним своим видом доводит до нервного срыва, до истерики шайку живых, потных, вороватых маляров, возомнивших себя Рембрандтами.
И ничего они с ним сделать не могут!
А он с ними – может! Даже мертвый.
И ведь когда-то сделает же!
Я. ДУГЛАС.
politobzor.net
