Как была сорвана попытка убить вождя Октября
Событие, о котором идет речь, отнюдь не ординарное, а между тем даже в советское время мало кто знал о нем.
У меня же так получилось, что еще в детстве я общался с человеком, которого можно назвать одним из главных действующих лиц той драматической истории. Это был водитель ленинского автомобиля, обстрелянного террористами в
Петрограде 1 января 1918 года. Выдержка, находчивость и мастерство шофера, сумевшего, не растерявшись от неожиданности, мгновенно сманеврировать и вывести машину из-под обстрела, фактически спасли жизнь вождя совсем юной Советской республики.
Все это я знал давно. Однако недавно, читая книгу Льва Данилкина «Ленин», выпущенную издательством «Молодая гвардия» в знаменитой серии «ЖЗЛ», испытал настоящее потрясение от нового для себя открытия. Был, оказывается, в той истории еще один человек, благодаря которому драматическое событие не стало трагическим. Он должен был, согласно плану заговорщиков, бросить бомбу в машину Ленина. Но – не бросил. И причина поразительная.
А далее человека этого вместе с другими участниками покушения, когда их все-таки схватили, должны были расстрелять. Но – не расстреляли. Так распорядился сам Ленин.
Встречали новый, 1918й
Итак, 1 января 1918 года. Это по старому стилю, а по новому будет 14 января. Однако новый счет времени в действие пока не вступил. Ленин вместе с Надеждой Константиновной едет на Выборгскую сторону, на «общерайонную встречу Нового года», где собралась в основном рабочая молодежь.
«Юноши и девушки, танцевавшие вальс, – написал в своей книге Л. Данилкин, – быстро сообразив, что к чему, грянули «Интернационал» – в тысячу глоток». Но визит продлился недолго: «Ленин находился не в том состоянии, чтобы гулять всю ночь».
Действительно, не в том. Румыны, решившие урвать Бессарабию у оказавшейся в крайне сложном положении России, разоружили накануне, 31 декабря, целую дивизию русской армии, возвращавшуюся из боев, и конфисковали ее имущество. Мало того, арестовали и расстреляли большевиков!
«В ответ Ленин, не мешкая, предпринимает беспрецедентный, скандальный для «цивилизованного общества» шаг – приказывает арестовать румынского посла Диаманди: и его, и весь наличный состав посольства – в Петропавловку, и ультиматум: немедленно освободить русских солдат. Посол – член своей корпорации, и уже через несколько часов целая группа дипломатов присылает председателю Совнаркома – которого до того по большей части игнорировали как несуществующую инстанцию – решительный протест, причем выглядящий скорее как угроза, чем как обиженное всхлипывание. В ответ Ленин довольно щелкает пальцами: он давно пытается наладить с дипкорпусом отношения; всей «оппозиции» он предлагает явиться к нему на прием – завтра».
Прием послов он назначил на четыре часа дня 1 января. Важнейшая встреча! Смысл даже не в том, чтобы «наказать» Румынию, хотя, разумеется, война еще и с Румынским королевством Советской власти вовсе была не нужна. Но главное – дать понять через послов всем, в том числе великим державам: Советская Россия не позволит обращаться с собой, как с тряпкой. И эту задачу во время получасовой острейшей встречи (к которой готовился полдня!) Ленин по-своему решил.
А в дверях Смольного с выходящими оттуда послами сталкивается Фриц Платтен – тот, кто помог организовать проезд Ленина из Швейцарии через Германию. И Владимир Ильич зовет его с собой на митинг.
Это ленинское выступление было одним из бесчисленного множества
Описывая состоявшийся митинг, Лев Александрович Данилкин делает упор на том, что ленинская речь здесь, «в отличие от всех прочих, была не слишком убедительной». Ссылается на слова очевидца и тоже в данном случае оратора – американского журналиста А. Вильямса.
Более того, есть у Данилкина ссылка на самого Ленина, который тем же вечером, а точнее – ночью, в разговоре со знакомым норвежским социалистом якобы признался: «Я больше не оратор. Не владею голосом. На полчаса – и капут». И даже поделился двумя заветными желаниями: «иметь голос Александры Коллонтай» и «полчасика вздремнуть».
Могло так быть? Наверное, усталость, обычная человеческая усталость одолевает когда-то и гения, чьи способности представляются сверхъестественными. Ведь сколько речей к тому времени изо дня в день Ленин произнес! Неисчислимо. Потому что чувствовал и понимал их необходимость.
Но к подступившей на данный момент усталости при самооценке оратора наверняка добавилась еще и ленинская сверхтребовательность к себе. Что же удивительного, если сам он собой оказался не вполне доволен?
А вот что был «не слишком убедительным» для других, есть весомое основание усомниться. Очень весомое!
Имя тому основанию – Герман Ушаков.
Обстрел произошел на мосту через Фонтанку
Но пока мы вернемся в Михайловский манеж, где завершился митинг. За Лениным и его спутниками уже пришла машина, чтобы вернуться в Смольный. Замечу, как и по пути сюда, охраны никакой. А спутников двое: кроме Платтена, сестра Ленина – Мария Ильинична. О том, что дальше произойдет, сохранились ее воспоминания. Совсем недавно в московском издательстве «Алгоритм» вышла книга историка Ильи Ратьковского «Хроника белого террора в России», где эти воспоминания приводятся.
«Машина Ленина Delaunay Belleville 45 (водитель Тарас Гороховик) была обстреляна неизвестными на пути следования автомобиля с митинга в Михайловском манеже обратно в Смольный. Обстрел был произведен во время переезда по мосту через Фонтанку, когда машина притормозила. Кузов машины был продырявлен в нескольких местах пулями, некоторые из них пролетели навылет, пробив переднее стекло автомобиля. Легкое ранение в руку получил швейцарский социалист Ф. Платтен, пригнувший голову Ленина вниз...»
И вот – из воспоминаний Марии Ильиничны Ульяновой, которые процитированы тут же:
«Стреляют», – сказала я. Это подтвердил и Платтен, который первым долгом схватил голову Владимира Ильича (они сидели сзади) и отвел ее в сторону… После выстрелов шофер ускорил ход, потом, завернув за угол, остановился и, открыв двери, спросил: «Все живы?» – «Разве в самом деле стреляли?» – спросил его Ильич. «А то как же, – ответил шофер. – ...Счастливо отделались. Если бы в шину попали, не уехать бы нам. Да и так ехать-то очень шибко нельзя было – туман, и то уж на риск ехали».
Осколками стекла было густо засыпано лицо шофера.
Необычное преображение террористов
Поразительно, однако после всего пережитого он в 8 вечера, как ни в чем не бывало, ведет в Смольном заседание Совнаркома. Так и хочется воскликнуть: Ленин есть Ленин! Обсуждаются очень непростые проблемы: инцидент с румынским послом, вопросы об аннулировании госзаймов и создании ревтрибуналов...
Ну а затем-то – отдых? Нет, опять не получается. Прибыл член французской военной миссии Садуль, и следует острый продолжительный разговор об отношениях с Антантой.
Только уже за полночь Владимир Ильич отправляется в смольненскую столовую выпить чаю вместе с приехавшим норвежским социалистом. Это ему, по воспоминаниям, он посетовал на утрату ораторских способностей. А зря! Если бы знал, ЧТО выявит вскоре расследование дела о покушении...
Данилкин опять ссылается, в частности, на уже упоминавшегося американского журналиста
Вильямса. Еще за несколько недель до покушения он и Джон Рид рассказали знакомым большевикам, какой ажиотаж вызвало в буржуазной среде предложение одного коммерсанта заплатить миллион за убийство Ленина. Начался чуть ли не аукцион: каждый готов был заплатить больше.
Впрочем, о данном покушении даже в новейшей книге И. Ратьковского «Хроника белого террора в России» читаю: «Обстоятельства этого теракта до сих пор противоречивы, в частности, нельзя назвать с абсолютной точностью непосредственных организаторов».
Но противоречивость я вижу и относительно исполнителей теракта. Видимо, научное расследование стоит продолжать, но я сейчас выделю главное и бесспорное. Во-первых, на участие в убийстве Ленина, сколько бы их ни было, пошли офицеры, связанные с возникшим в Петрограде «Союзом георгиевских кавалеров», то есть пошли не из-за денег, а «по идейным убеждениям». И во-вторых: убеждения их по ходу дела сильно пошатнулись. Это произошло, видимо, со всеми участниками, но особенно ярко – с 23летним подпоручиком Германом Ушаковым.
Он приехал из Москвы в Питер, где уже созрел план убить «германского шпиона» – человека, которого Ушаков никогда не видел и не слышал, о котором фактически ничего не знал. В его машину он взялся бросить бомбу, то есть принял на себя главную задачу. Но когда услышал речь этого человека, когда увидел, как воспринимали эту речь многие сотни людей, набившихся в огромном помещении манежа, у него произошел неожиданный и глубокий внутренний переворот.
Результат? Бомба осталась невзорванной! Если называть все своими именами, молодой офицер бывшей царской армии спас жизнь вождя социалистической революции.
Сразу скажу и о том, что произойдет несколько позднее: Ленин по сути спасет жизнь этого офицера, а если точнее, то и всех его товарищей по несчастью, которых, в соответствии с законами революционного времени, конечно же, должны были расстрелять.
А Ленин, «кровожадный» Ленин... Он расстрелять их не дал и приказал отпустить.
Как же могло произойти такое? Серьезный повод о многом задуматься!
Так совпало, что, когда следствие о покушении уже близилось к концу, германские войска, нарушив перемирие, взяли Псков и двинулись на Петроград. Колыбель революции оказалась на осадном положении. Публикуется знаменитое ленинское воззвание «Социалистическое Отечество в опасности!» И вот тогда участники покушения попросились на фронт. Узнав об этом, Ленин немедленно распорядился: «Дело прекратить. Освободить. Просьбу выполнить».
Это был акт доверия, которое в первые месяцы после Октября молодая Советская власть проявляла ко многим своим противникам. Судя по всему, в данном случае освобожденные из-под ареста доверие оправдали. Так, Герман Ушаков успешно командовал красным бронепоездом. И товарищи его, поначалу тоже не принявшие Октябрьскую революцию, теперь честно стали на ее защиту. «Дрались, как обещали, храбро и хладнокровно, кровью искупили свою вину и произвели огромное разрушение в немецких войсках», – писал В.Д. Бонч-Бруевич в 1931 году на страницах газеты «Гудки Петроградского пролетариата».
Герман Ушаков: от ненависти к великой любви
Однако о Германе Григорьевиче Ушакове надо все-таки сказать отдельно. Именно потому, что совершенно необыкновенной по глубине и силе оказалась перемена его отношения к Ленину. От привитой ненависти как к погубителю России до осознанной и великой любви как к истинному ее спасителю.
В январе 1924го пробился к Бонч-Бруевичу с убедительнейшей просьбой: постоять хоть совсем немного у гроба такого дорогого человека. А через три года, в 1927м, отправляется в Шушенское, чтобы прикоснуться к местам ссылки молодого Ульянова-Ленина и пообщаться с людьми, которые лично знали его.
Четыре месяца он провел в обстоятельных беседах с ними. Потом Ушаков напишет:
«В их доброй памяти о Ленине много задушевной искренности, теплоты, которая говорит за то, что она не могла быть вызвана чем-либо иным, кроме личных качеств Владимира Ильича Ульянова… Что касается нас, то… в рассказах этих деревенских реалистов официальный иконописный портрет вождя приобрел черты живой человечности и в наших глазах получил гораздо большую важность и ценность».
Так и есть! Я убеждаюсь в этом, читая сейчас те семь очерков под общим заголовком «Ленин в Шушенском», которые родились из-под пера Германа Ушакова.
Интереснейшее чтение. Снова и снова убеждаешься, что правда о Ленине светла, необорима и безгранична. И эту правду особенно необходимо знать сегодня, когда черными тучами пытаются заволочь ее со всех сторон.
Например, одновременно с отзывами о Ленине сибиряков, знавших его, читаю в правительственной «Российской газете» восторги по поводу очередной карикатуры на этого человека. Речь о постановке московским Театром Наций под руководством Евгения Миронова цикла сцен по мотивам солженицынского «Красного колеса». Вот что говорится про фрагмент под названием «Вагон системы «Полонсо»:
«Это самая смешная, при всей безнадежности и беспощадности, вещь цикла. Вагон новейшей системы колесит по Европе… Много лет этот вагон, личинка будущей катастрофы, носит в себе того, кто, по версии автора, является фанатиком, не связанным со своей родиной ни памятью, ни любовью, мечтающим лишь о всемирной бойне; он даже тещу доводит до храпа своими речами и диктовками. Только преданная и ревнивая жена заглядывает ему в рот, подыгрывает в малейшей затее и счастлива любым его случайным, по-партийному бесполым прикосновениям…»
И ведь не стыдно такое выдавать для публики! Что сказали бы, увидев на сцене этот злобный шарж, современники Ленина – шушенские крестьяне? Что сказали бы записывавший их воспоминания Герман Григорьевич Ушаков и ленинский шофер Тарас Митрофанович Гороховик, бережно хранившие у себя в душе совсем иной, абсолютно не похожий образ?..
А с чем теперь я столкнулся? Решил поинтересоваться, какие материалы о Тарасе Митрофановиче Гороховике есть на малой родине его, в Брянской области. Были, оказывается, такие материалы в музее школы №1 райцентра Красная Гора, но сейчас… ничего нет!
– Как же это? – ахнул я.
– Ну, вы же понимаете, «немодно» стало выставлять Ильича и его товарищей…
Понимаю. В «лихие девяностые» сам видел горькую участь многих школьных музеев, которые уничтожались даже не частично, а целиком. Выходит, не кончилось то уничтожение?
Собирать и создавать всегда нелегко. Разрушать и разбрасывать – легче. Но простит ли это история? Простит ли будущее?
А понятия «модно» или «немодно» к титанической личности Ленина и ко всей деятельности его никакого отношения не имеют.
Виктор КОЖЕМЯКО.
Полный текст – в №5 газеты «Правда».
