Не секрет, что не только молоко, масло сливочное, творог, сметану, кефир, мороженое делают сейчас из сыворотки и прочих ингредиентов сомнительного происхождения. Ну, нет молока и все, хотя Россия славилась еще недавно своими породистыми высокоудойными коровами, сыроварением и маслопроизводством.
Быть на деревне доярками и скотниками было престижно. И толковых руководителей, директоров совхозов и председателей колхозов было немало. Куда все это подевалось? К примеру, на нашей улице Новая села Петровка нет ни одной сейчас коровушки, а были в хрущевско-брежневские времена в каждом дворе. В частном секторе петровчан было 400 коров, сейчас 80 всего. Нет молочного комплекса на 1200 голов дойного стада.
Не стало Бородинской, Девятириковской, Калиновской, Трусовской, Королевской, Халдеевской ферм, где содержалось более 3000 коров. Да, столько же было молодняка на откорме.
Мощный кормоцех был построен в Королевке. Там же и жила первая петровская трехтысячница по надоям молока Анна Малейс. И там же был управляющим Илларион Степанович Рыжих, фронтовик-артиллерист, коммунист, кавалер двух орденов Славы.
Некоторые не поверят, что в Королевке была восьмилетка на 100 учеников. Сейчас средняя школа не тянет на такое количество их.
Широки просторы России. Земли под сенокосы, пастбища много, чтобы кормить россиян натуральным продовольствием.
В войну всеми силами сохраняли мясомолочное животноводство, овцеводство, свиноводство.
У меня с детства особое отношение к кормилице коровушке. Четыре года мне было как нагрянул фашист. Помню в войну нам на ночь давали, согласно очереди, пару рабочих бычков с площадкой на четырех колесах. Невысокая, такая удобная для погрузки соломы, сена. И мы с мамой Александрой Спиридовной Булавченко ехали в поле за соломой. Мама вилами грузила ее, а я утаптывал, чтоб хватило ее на корм нашей Зорьке до весны. Солома была с зеленых диких трав: пырея, осота, молочая. Добравшись домой, выгружали солому рядом с сараем. Помогала бабушка Вера Григорьевна и брат Вася. Все делалось ночью. Утром мама шла на работу, на бычках возить ту же солому к фермам. А мы радовались, что у нас есть чем кормить нашу Зорьку.
К Пасхе корова телилась и у нас на столе был свой творог, масло. Хлеба почти не было. Я его и не помню. Да и не только я. Все шло на фронт, для Победы.
Хорошо помню горьковатый вкус лепешек из сурепки. Ее мы мололи, бабушка ее мешала с красной свеклой и запекала. Но была картошка. Так жили все в Ярмоклеевке. Стакан коровьего молока, простокваша, картошечка – это уже не голод.
Многодетные одинокие женщины, по четверо-пятеро детей – мужья на фронте, не сдавались. Сохранили своих детей, благодаря коровушкам. Тетка Лукерья Жбанкова – пять детей: Ольга, Степка, Федька, Танька, Роза. Тетка Марфа Воронова – четверо детей: Нина, Надя, Анна, Виктор – остались вдовами. Ни одна не отказалась от своего ребенка, как принято сейчас.
Я их знал, дружили, недалеко жили от нас. Все держали скотину, берегли ее. Хорошая была генетика у российского народа…
Не поверите, наверное, мне, что в Ярмоклеевке в брежневский период была самая крупная в районе свиноферма, табун лошадей, 500 дойных коров, на откорме 700 голов молодняка. Всего этого нет. Село разрушается. Была общественная баня, школа-восьмилетка, детский сад...
Я – бывший скотник Ярмоклеевского отделения, бывшего Семяновского совхоза начал работать в животноводстве при товарище И.В. Сталине. На полную катушку, как говорится, вошел в ряды животноводов при Н.С. Хрущеве, не терял связи с ними при Л.И. Брежневе. Мне очень досадно до боли, что исчезает крупная рогатая живность с деревенских подворий и даже больших хозяйств. Недодаиваем около двадцати миллионов тонн молока… Что ж получается? Даже по стакану молока на душу российскую не приходится.
Горькие мысли мои легли в рифму:
Поставьте памятник Корове.
На Красной Площади, в Москве.
По воле местных самодуров
Забыт почти уж запах сена.
В полях редки стада коров.
А ведь в деревне без буренки
Мы с вами вряд ли проживем.
Геннадий АРТАМОНОВ.
Омский район, село Петровка.
