День ракетных войск и артиллерии приходится на 19 ноября. Помню, в армии старослужащие давали наставления молодым: «Будете на гражданке, этот день отмечайте как положено». Я этот наказ стараюсь исполнять.
А начиналось так. 29 октября 1962 года мы, сотни призывников из Омска и области, отбыли на специальном поезде в Приморье. Карантин проходили в Варфоломеевке, затем нас перевели под Уссурийск в казармы школы АИР (артиллерийская инструментальная разведка). Порядки были строгие: за несвежий воротничок на гимнастерке, двухдневную щетину – наряд вне очереди. Перед общим построением каждый обязан был надраить до блеска сапоги, ременную бляху – до сияния. Из нас делали солдат. Например, нельзя было держать руки в карманах. Увидев такое, сержант подзывает: «Рядовой, ко мне!». Подхожу, а он: «Вот метла, и чтобы ни одного окурка возле столовой не было. Выполняйте».
Запомнилась строевая подготовка. Ежедневными тренировками добивались того, что рота в сто человек становилась единым целым. «За-пе-вай!» – командует старшина, и под ритмичный гул солдатских сапог грозно звучит хор: «Задирам мы совет даем: Шутить не следует с огнем…». Или выводили задорно: «Путь далек у нас с тобою. Веселей, солдат, гляди. Вьется, вьется знамя полковое. Командиры впереди». И в душе каждого пробуждается чувство единства, уверенности, ответственности за страну. Кроме того, мы учили устав, устройство автомата, его разборку и сборку на скорость, выезжали на стрельбы. Недалеко от места моей службы была могила красного партизана Виталия Бонивура. В уссурийской тайге лесоводы нам показывали пробковое дерево, маньчжурский орех, дикий виноград – природа в Приморье богатая.
Нарушения дисциплины были единичны. Помню, стоял я на посту у склада ГСМ. Ночь, тишина. Слышу: кто-то топает, не таясь. Кричу: «Стой! Кто идет?». «Свой», – отвечает. Передергиваю затвор: «Стой. Стрелять буду!». Оказалось, солдат ходил в самоволку. Я его пропустил. Мы оба тогда нарушили устав.
Злостных нарушителей дисциплины убирали в другие части. Прошел слух, что наш полк готовят к отправке на Север. Вскоре черные артиллерийские погоны заменили на голубые: мы теперь ракетчики. Войска эти только зарождались, специалистов собирали отовсюду, были военные из Капустина Яра, уже участвовавшие в запусках баллистических ракет.
В начале лета 1963 года мы в товарных вагонах ехали по территории Приморья, затем Хабаровского края. Помню, на станции Болонь по радио объявили, что в космосе Валентина Терешкова. Значит, это было 16 июня.
В Комсомольске через величественный Амур наш поезд переправили на ж/д пароме, вскоре он с натугой преодолел Сихотэ-Алиньский хребет. Вдали замерцали огоньки приморского городка, а солдаты во всех распахнутых настежь вагонах пели: «Я помню тот Ванинский порт и дым пароходов угрюмый…». Ванино и Сов-гавань стоят на берегу Татарского пролива.
Через несколько недель наш полк разместили в твиндеке грузопассажирского корабля «Оренбург». Представьте себе, в огромной яме межпалубного пространства по периметру расположены многоярусные нары, на которых сидели и лежали сотни солдат и сержантов. Вскоре на середину арены вышел зам капитана по политической части и рассказал, что в 1962 году на этих нарах располагались солдаты, направлявшиеся на Кубу. Их путь проходил через Панамский канал.
В железной коробке было жарко, но раздвигать дно верхней палубы запрещалось, чтобы не быть обнаруженными американскими самолетами. «Те солдаты с честью выдержали это испытание, выдержите и вы», – сказал замполит. Выручали нас кинофильмы. «Прощайте, голуби», помню, смотрели раз пять.
«Оренбург» рассекал серые волны пустынного Охотского моря. Наконец утром мы пересекли Курильскую гряду, гористые зеленые острова подымались над туманом. Красота необыкновенная.
Потом был бескрайний Тихий океан. Наконец мы у причала. На противоположной стороне лимана городок Анадырь. Из воды там и тут высовываются любопытные мордашки нерп. Повара накормили нас ухой из красной рыбы, и началась работа. Огромные баллистические ракеты на тележках с корабля выгружали на причал, и мы, налегая всем телом, осторожно прикатили их за десяток километров в ангары у стартовых площадок. Я отвечал за установку графитовых рулей и стабилизаторов. Начались занятия по изучению устройства ракет. Все казалось чем-то невероятным.
Мы служили на знаменитой военной базе Гудым. Старожилы ее называли Суетин. Наши тридцатиметровые баллистические ракеты наземного базирования, по-солдатски, карандаши, были костью в горле американской военщины. Помните, Н.С. Хрущев обещал им показать «кузькину мать». Так это отсюда.
Ракетная база Гудым (офиц. Анадырь1) в 60-е годы состояла из двух частей. На входе в долину находился поселок, где жили семьи военнослужащих. В прилегающих сопках метростроевцы пробили тоннели для хранения атомных боеголовок. Во время больших учений их под строжайшей охраной, при выставленном вдоль пути оцеплении везли за несколько километров на стартовые площадки.
Здесь располагался наш полк. В этом военном городке находились своя котельная, казармы, столовые, клуб, склады, штаб… Но самое главное – стартовые площадки со столами для пуска ракет, рядом ангары для их хранения, тягачи для подвоза. Все это охранялось, было огорожено, доступ – через проходную. Для обслуживания базы Гудым, находившейся в тундре, у полярного круга был построен морской причал, уголь добывали в расположенных неподалеку шахтах.
Командиром нашего полка ракетчиков был полковник Жирный, зам по тылу подполковник Ермак. Нашей ротой командовал капитан Галоевский (батя), авторотой – Кикоть. Почти все старшие офицеры были участниками Великой Отечественной войны.
В этом, зажатом меж сопками военном городке, нам предстояло служить более двух лет. У солдата тяжел первый год службы – привыкаешь. И третий – считаешь дни до дембеля. Второй год самый легкий, это как в беззаботном детстве, только вместо родителей за тебя все решают командиры.
В полярную ночь особенно трудно – скучали по солнышку, весной взбирались на сопку, чтобы увидеть его первые лучи. Еще угнетала пурга: идешь как в густом тумане, в нескольких метрах ничего не видно. Раз, будучи в наряде на кухне, получил я на складе десятикилограммовый ящик масла и шагнул с ним в молоко пурги. Идти-то метров 30, но, чувствую, сбился с пути. Хорошо, что наткнулся на баскетбольное кольцо, вспомнил обстановку и добрался до столовой.
Снегу было так много, что ходили по крышам, тоннели прорывали к дверям. Рассказывали такой случай: в пургу солдатик в тулупе до пят стоял в карауле, ветром свалило на него большой лист фанеры и моментально засыпало снегом так, что не пошевелиться. Разводящий пришел со сменой, а часового нет. Тревога. Только когда пурга утихла, заметили: пар идет из сугроба. Раскопали – жив солдат и даже не замерз.
Все скучали по дому. Фотография новой Ленинградской площади на развороте журнала «Огонек», баночка любинской сгущенки за 55 копеек, надпись ОШЗ (ом. шин. завод) на колесах тягача – это были весточки с далекой родины. Оглянешься, а кругом одни «зеленые», т.е. солдаты и офицеры в форме. Как-то, на третьем году службы, к подполковнику Ермаку приехали погостить дочери-студентки. Помню, шли мы в столовую строем, сержант командует: «Равнение направо!», а девушки стоят, улыбаются. Тогда пели: «…и если долетает твой голос сквозь туман, то кажется, что тает Анадырский лиман». Но это мечты, на самом деле почти всех солдат дома ждали только родные…
В сентябре 1965 года закончилась наша служба. На материк мы летели на самолете ТУ-104. Из Хабаровска добирались до Омска на поезде.
С тех пор прошло много лет. Уже нет ракетной базы Гудым, ее закрыли во время горбачевской перестройки. Сегодня каждый может в интернете увидеть заброшенные там казармы с выбитыми окнами, покореженные стартовые площадки, подземелья с выдранными пучками проводов, где хранились ядерные боеголовки, провалившиеся дороги. Разгром полнейший.
А ведь когда-то это был самый благоустроенный поселок на Чукотке. Многие люди, здесь жившие, вспоминают о нем с большой теплотой (почитайте отзывы). А я в те места иногда возвращаюсь во сне. И снятся мне сопки, с которых открываются бескрайние просторы тундры, синее море с далекими корабликами на нем. А раз из тумана выходит командир роты Галоевский и говорит: «Ефрейтор Саньков, устав помнишь? Какая главная обязанность солдата?» «Родину защищать», – отвечаю. «Молодец, продолжай службу».
Михаил САНЬКОВ.
Иллюстрации со стенда в Ленинской комнате 3-й роты. Гудым, 1964 год: капитан Галоевский проводит инструктаж заступающих в караул по полку; на другом снимке я 54 года назад.
