Телекадры, как бульдозеры сталкивают с постамента Родину-мать и взрывом складывают в пыль стелу Освободителей Риги от нацизма, облетели мир. Куда ведет забвение и можно ли найти дорогу к согласию? На вопросы «РГ» отвечает правозащитник, председатель партии «Русский союз Латвии», депутат Европарламента Татьяна Жданок.
– Татьяна Аркадьевна, что происходит: почему демонтаж памятника Освободителям Риги от нацистской оккупации сопровождается угрозами депортации из страны тех, кто против этого вандализма?
Татьяна Жданок: – Я всегда говорила и теперь настаиваю: принятое сначала Рижской думой, а потом латвийским сеймом решение о сносе советских памятников, в том числе монумента Освободителям Риги, было и остается провокацией краткосрочного и долгосрочного масштаба. Краткосрочно решения повлекли за собой снос и Т-34 в эстонской Нарве, и акты вандализма с монументами советским воинам в Литве, а также угрозу демонтажа около 300 советских памятников по всей Латвии до 15 ноября.
– А в долгосрочном масштабе?
– Раскол общества, принудительная ассимиляция национальных меньшинств, депортация несогласных, а может, и сочувствующих неграждан.
– А как же декларация Латвией ценностей демократии и прав человека?
– Знаете, что мне сказали в кулуарах Европарламента, когда я 22 июня 2022 года выступила с сообщением о сносе памятников? «Знаем». В ЕС знают, что, по опросам, только 30 процентов жителей Латвии поддерживают демонтаж советских памятников, 40 процентов против сноса, около 30 процентов нейтральны. В ЕС дали понять, что учитывают все позиции. В России, надеюсь, тоже об этом знают. Но дальше-то ясности нет. А время истории включено – оскорбление от сноса памятников останется на десятилетия в памяти поколений внуков и правнуков тех, кто победил нацизм.
Раскол еще больше разделил латвийское общество, что очень опасно. Но ставка на принуждение к ассимиляции, которое в Латвии позиционируют как демократию, пока работает. Против силы – армии, власти и закона – русскоязычное население не пойдет. Это против наших принципов. Люди выражали и будут выражать протест мирно. Однако и этого не дают делать.
– Почему в Германии не сносят памятник советскому солдату или похожие мемориалы в Италии, Венгрии, Словении. Почему – Прибалтика?
– Потому что балтийские русские перестали сопротивляться ассимиляции. Чтобы быть понятой, поделюсь личным наблюдением. Когда в 2004-м меня в первый раз избрали депутатом Европарламента, испанская газета «Эль Паис» писала, что «России нет в ЕС, но есть ее экзотичные цветы в парламенте». Колкость не задела, но я ее запомнила, а потом с ней согласилась. Потому как Европейский парламент – это некий Вавилон – смешение языков, культур, цивилизаций, воззрений, всего. Я там оказалась как один из элементов мозаики. Я никогда не скрывала, что я русский депутат, поскольку отстаиваю интересы русской общины Латвии, вошла во фракцию, которая представляет национальные меньшинства Европы. У нас есть шотландцы, есть каталонцы, румынские венгры. И вот они последовательно, как бы и чем им ни угрожали, требуют территориальной автономии или независимости. Мы, русскоязычные Латвии, осторожнее, настаиваем на культурной автономии – на праве признания русского языка официальным, на праве получения образования на русском языке с тем, чтобы наши дети оставались русскими.
– А прагматичным отношениям с Россией русские в латвийском парламенте помогут?
– К сожалению, нет.
– Озадачили. Почему?
– С нами случилось то, что происходит со всеми нацменьшинствами. Русские поделились минимум на две группы – конформистов или ассимилянтов и нонконформистов. Ассимилянты, их число растет, считают, что лучше отдать детей в латышский детский садик, школу. «Как латышам, детям будет лучше», – массовая позиция русских родителей. А детки запрещают им брать дома телефонную трубку. Стесняются своих одноклассников, которые могут узнать, что их родители не латыши. Так в условиях принудительной ассимиляции происходит разрыв поколений и стирание русской идентичности.
– И что, попадая в парламент, русские пытаются быть круче латышей?
– Все гораздо хуже. Давление на конформистов и на нас, нонконформистов, идет с двух сторон. Чтобы понять его природу, я ездила к венграм в Румынию. Венгры, как и русские, остаются одной из самых больших диаспор Восточной Европы. Они помимо Румынии живут в Словакии, Сербии, Австрии, на Украине. И последовательно, как и поляки в Литве или шотландцы в Великобритании, настаивают на своей идентичности, не снижая планку требований. У балтийских русских она и так была минимальной, теперь еще перестали сопротивляться ассимиляции.
– Почему?
– Ответ на этот вопрос ко мне стал приходить в венгерской части Румынии. Согласно местным опросам, только 36% венгров любят Россию, еще треть мыслят о русских нейтрально, остальные – не любят. Но там, в отличие от стран Прибалтики, понимают, что венгры воевали на стороне Гитлера. В то же время у народа в памяти сохранились и подавление российскими войсками Венгерского восстания 1849 года, и разгром советской армией событий 1956 года. Однако венгры, как и болгары, шотландцы или словенцы, – реалисты. У Венгрии, Германии, других стран с большими диаспорами есть мобильные министерства по делам диаспор, которые грамотно сохраняют самоощущение диаспор. У России, которая насчитывает 25-миллионную диаспору, такого инструмента и механизма защиты соотечественников нет.
Россия не может определиться между стратегическими интересами и тем, что я называю «интересами «Газпрома». Грубо говоря, между деньгами и диаспорой. Усугубляет этот подход советская традиция делать ставку на национальные кадры. Вот и получается, что русские как диаспора – это бесплатное приложение к «интересам». Мол, они же русские, и так останутся патриотами. А вот вкладываться в «прогрессивные секторы национальной политической палитры», кстати, в виде центристских партий, куда охотно вливаются русские ассимилянты, «перспективно». Только ассимилянты, случается, опять не буду называть имен, ведут себя по отношению к России жестче националов.
– Но Рига, ганзейский по духу город, помимо русских, которых было до половины, есть немцы, поляки…
– Ситуация еще близка к 50 на 50. Если бы латвийское государство было по-европейски толерантным к меньшинствам, оно пошло бы на компромисс: хотя бы Рига или Латгалия, где в свое время до 60% сказали «да» официальному русскому языку, получили бы его. А будь Латвия демократией, она бы подала в Евросоюз заявку. Так Испания поступила в отношении каталонского языка, Великобритания – в отношении уэльского. В Уэльсе возродили почти умирающий язык и заставили Лондон добиться для уэльского официального статуса в ЕС, когда еще не было brexit («брексита»). Латвия ни на один из этих жестов доброй воли неспособна. Многое приходится решать через суд, что удлиняет дорогу к цели. Так и со сносом памятников – только суды.
– Нет ощущения бессилия от того, что правозащитное движение подмяла политика?
– Уверена, что вечные вопросы – «Быть или не быть?» – не могут решаться только в рамках юридических концепций. Есть разное оружие. Если ты считаешь, что кинжал не твое, используешь свиток с текстом международного закона. Если кому-то наплевать на международные законы, он берет кинжал. Я отношусь к тем людям, кто использует и то, и другое. Не надо недооценивать международное право, надо его использовать. Но этот инструмент слабый, там вылезут двойные стандарты, поэтому нельзя полагаться только на него.
– Давно приходилось одерживать победу над двойными стандартами?
– Не так часто, как хотелось бы, но это того стоит. В 2013-м с помощью Латвийского комитета по правам человека, английского адвоката Билла Боринга вместе с Эстонским центром по правам человека мы выиграли в Европейском суде «дело Алеши». Это 2007 год, когда в эстонском Таллине переносили памятник советскому воину-освободителю из центра на окраину. Это был первый европейский кризис, когда на Россию хотели свалить ответственность за все. Мол, акции протеста – «это провокация Кремля». Нам через суд удалось доказать, что эстонская полиция незаконно увозила протестующих, избивала их. Суд согласился, что полиция превысила свои полномочия.
– Чем вы объясняете, что именно Прибалтика и Польша идут в авангарде русофобии в ЕС? Ведь до 2013 года ЕС к России хотя бы декларировал отношение как к партнеру, в 2014-м заявил, что отношения с Россией должны строиться на принципах «критического взаимодействия». Но это же принцип США по отношению к странам-«изгоям».
– Русофобская истерия в Европе – не спонтанный приступ, вызванный событиями на Украине. Это четкая стратегия. Она, с моей точки зрения, навязана европейцам США через своих сателлитов – Польшу, страны Балтии, Швецию, Данию, Финляндию и главного лоббиста – Великобританию. Для меня было загадкой, почему Европа пошла на поводу американской стратегии, которая ей вредит? Все встало на свои места, когда я познакомилась с биографиями политической элиты ЕС. Теперь все знают, что она училась или долго жила в США, имеет там интересы и сопротивляться почти не в состоянии: она и есть мощное проамериканское лобби Брюсселя.
– У России просматривается цивилизованная философия противостояния?
– Москва пока эту идею не может сформулировать, теряя очки в глазах несистемной оппозиции в Европарламенте и европейского бизнеса. Я не историк, я математик и правозащитник, но волею судеб участвую в глобальном политическом процессе. Прислушиваюсь к экспертам. Соглашусь с ними, что Россия – другая цивилизация. Чем больше я наблюдаю греков, болгар, поляков, других славян, понимаю, что русские, как говорят в ЕС, «это другое». Они оттеняют кризис либеральной концепции индивидуального спасения – идеи основной части стран Евросоюза. Ей противостоит византийская или православная концепция коллективного спасения. Вот и ждут многие, что идея должна быть сформулирована Россией, но… Даже европейцы мне говорят, что пока русские запрягают, китайцы раньше подарят альтернативную идею мира, по которой все истосковались.
Владимир ЕМЕЛЬЯНЕНКО.
«Российская газета –
Столичный выпуск», №191(8839).
СПРАВКА «РГ»:
Татьяна Аркадьевна Жданок, латвийский математик, правозащитник и политический деятель. Доктор физико-математических наук, сопредседатель правления партии «Русский союз Латвии» (РСЛ). С 2004 по 2018 год – депутат Европейского парламента (фракция зеленых и Европейского свободного альянса). В 2019 году вновь переизбрана депутатом Европарламента
