Никто из нас не застрахован от беды. Она сваливается ниоткуда, перечеркивая размеренный быт, унося покой, разбивая надежды. Особенно страшно остаться с ней один на один, без поддержки со стороны…
Степашка, так его ласково зовут все в детском саду №342 на Заозерных, последнее время стал появляться в нем эпизодически, а 20 января унес парнишку самолет в Германию. Как оказалось, именно тамошние доктора в силах гарантированно вырвать малыша из цепких лап смерти. Она нависла над ним неумолимо, и если бы не поставили немецкие эскулапы точный диагноз, чего не могли сделать нигде в России, мальчик в скором времени был бы обречен. В любой момент, потому как болезнь прогрессирует и риск потерять ребенка возрастает час от часу.
Моя мудрая мама, сопереживая трагедии, случившейся в нашем селе, как-то сказала: «Не приведи господи родителям хоронить ребенка. В любом его возрасте». Не сложно понять нынешнее состояние молодых мамы и папы Степы. Они потомственные врачи. Казалось бы, людям этой профессии проще ориентироваться в поисках победы над человеческими недугами, но и они вошли в ступор, узнав, чтобы одержать верх над Степашкиной немочью, нужны огромные деньги. Только пребывание за границей обходится недешево. Например, в Швейцарии одни сутки нахождения в клинике стоят 1200 евро.
Супругами Туренко было продано все, что можно было продать. Таким образом набралась сумма в несколько миллионов рублей, но ее едва хватило на то, чтобы в университетской клинике Германии выявить диагноз и заручиться мнением немецких коллег, что есть шанс вылечить Степана полностью.
Шанс есть! Но где взять деньги на срочную операцию? Она оценена в пять миллионов рублей!
– На экстренно собранном родительском комитете разработали план, как помочь Степе, – вводит меня в курс дела Татьяна. …Сын ее, трехлетний Егорка, ходит со Степаном Туренко в одну детсадовскую группу. – Меня уполномочили быть представителем, а вернее, ходоком, толкачом и глашатаем. Зная, что родители мальчика уже обращались в Государственный Российский благотворительный фонд, где им в участии отказали, дескать, если решили делать операцию за границей, а не у нас в стране, вот и собирайте деньги сами. Прекрасно зная, что такие операции ни в одной клинике России не делают. Отфутболили на словах, не заверив отказ официально на бумаге. Не пожелали раскошеливаться. А болезнь прогрессировала, ребенка била эпилепсия до десяти раз за ночь. Терапия уже не действовала, паралич, а следом и смерть могли случиться в любой момент.
Начала поход по инстанциям с нашего благотворительного фонда «Радуга». Она подключилась к сбору денег, открыв специальный счет. Попытались мы попасть к министру облздрава Андрею Стороженко. Когда я позвонила туда, объяснив, что я представитель родительского комитета и хочу записаться на прием, услышала на том конце провода: «Вы никто! Вас записывать не буду!». Я тут же позвонила в приемную врио губернатора Буркову. Там тоже в записи отказали, посоветовав все подробно изложить в письме. Перед самым Новым годом я записалась на «горячую линию» с ним, описав проблему. Лишь после этого звонок из аппарата губернатора всех в минздраве поставил на уши. Только тогда минздрав изволил подтвердить, что нужная операция на головном мозге нигде в России не делается, а лишь за границей, хотя отечественная нейрохирургия у нас вроде бы мощнейшая.
Обращались мы и к депутатам горсовета. Шестеро откликнулись. Корбут пояснил, что, дескать, пожертвование – дело добровольное. Но и на том спасибо. Общими усилиями собрано два миллиона девятьсот тысяч. Надо пять. Только, уточняю, на операцию! А на все остальное (на проживание в клинике, на перелеты) еще столько же, если не больше.
– И где же выход? – невольно задаю вопрос.
– Фонд «Радуга» выдал гарантийное обязательство, что остаток денег, собранный с народа позднее, погасит недостающую сумму. А пока что операция будет выполнена в долг, – отвечает Татьяна.
– Есть ли уверенность, что нужная сумма наберется? – позволяю себе засомневаться.
– Хочется верить в хорошее. Даже после того, как мне новоиспеченный мэр Оксана Фадина посоветовала: «Ищите спонсоров сами. Обращайтесь в благотворительные фонды. Мы помогаем только погорельцам». Не более 25 тысяч выделяя.
Не обошла я с протянутой рукой и наших местных олигархов. Но тот же Андрей Иванович Голушко пока нем. Центр защиты прав ребенка посоветовал написать письмо, его рассмотрят и направят ходатайство в… мин-здрав. Выходит, что опять туда же, с чего и начинали мы. Объясняю, что там уже отказано. В Центре утешили фразой: «Может быть, они нам по-другому ответят?»
– Выходит, замкнулся круг?– спрашиваю Татьяну. И вижу, что она в это не верит, не собирается ставить точку на полпути к благородной цели.
– Обратилась я в приемную президента по Омской области. Там не отказали, но велели опять собрать кучу документов, те же отказные бумаги минимум из трех российских клиник, заключения от врачебных комиссий здравоохранения, что у нас в стране нужной Степашке операции не делают. Но это ведь все время. По моим прикидкам больше трех месяцев понадобится, пока бумагам будет дан ход. С Москвой тоже быстро не договоришься. Она далеко, – резонно замечает Депутатова. – Это наш ребенок! Мы не должны оставаться к нему безучастными. Чужого горя не бывает.
Ловлю себя на мысли, что как ни крути, а иметь такое убеждение дано людям сильным. А Татьяна явно из такой когорты. Очень человечной. Об этом можно судить даже по тому, как она тепло говорит о своем отчиме, который для нее был роднее родного, и маме.
– Меня держали в ежовых рукавицах. Не баловали излишествами, что ничуть не отражалось на моей любви к родителям. Папа был профессором, док-
тором сельскохозяйственных наук. Это он привил мне интерес к знаниям. Я стала агрономом. У меня незавершенная аспирантура. Заканчивать ее пока не вижу смысла, сельское хозяйство в развале. Работа на полях и в лабораториях СибНИИСХоза отнимала все силы, а платили за нее копейки, вот и подалась в торговлю, стала ипэшником. Но это тоже не выход, мелкий и средний бизнес притесняют зверски. Здорово было бы вернуться к своей профессии, ведь я генетик. Очень интересное занятие – выводить районированные сорта злаковых культур, – мечтает Татьяна и вновь говорит о родителях, о их роли в формировании ее личности. – Будучи в семье единственным ребенком, я могла бы запросто стать эгоисткой. Но меня научили быть благодарной, и конечно, небезучастной к тем, кто нуждался в поддержке, хотя бы в добром слове.
Слушаю молодую женщину, и сам собой отпадает вопрос: а почему именно она с головой окунулась в проблему, свалившуюся на семью Туренко, взялась пробивать ее решение, обивать порой неприступные кабинеты чиновников, которым по рангу положено творить милосердие? Не опустила руки, не отчаялась, наткнувшись с первых шагов на черствые отказы, мотивированные хлестким и привычно расхожим доводом: «Нет средств», «Возможностью не располагаем»…
Несмотря на множество преград на пути к спасению совершенно чужого ей ребенка, Татьяна Анатольевна убеждена, что не изжито в сердцах русских людей милосердие. Нашлись среди наших земляков люди, взять, к примеру, тех же членов родительского комитета детского сада, куда, верим, снова будет ходить уже здоровым Степа. Это Надежда Мельникова, Татьяна Полякова, Мария Козлова, Маша Долинина. Внесли свою лепту в судьбу мальчугана друзья и сотрудники родителей попавшего в беду малыша.
Надеется молодой коммунист Депутатова, что, прочитав эту публикацию, круг желающих поддержать материально семью Туренко расширится. С этой надеждой и пришла Татьяна в редакцию нашей газеты.
Валентина КУЧКОВСКАЯ.
