История начинается не с дат и цифр. Ее создают люди, которые были участниками событий. И важно, чтобы их рассказы остались в памяти поколений.
Тамара Яковлевна Кобец говорит не о войне – о любви. Через десятилетия ужасы отступают, а воспоминания о счастье остаются навсегда. Война пришла к ней наутро после выпускного: вместе с одноклассниками ее отправили на уборку казарм в пригород Винницы. Короткая разлука с домом оказалась вечной – немцы выбросили десант, пришлось срочно эвакуироваться. Семнадцатилетняя девчонка оказалась одна-одинешенька в Ташкенте. Не во что одеться, не на что жить, родные – в неизвестности. Пошла на курсы медсестер, начала работать в госпитале, поступила в институт.
А в конце 1942 года получила весть от старшего брата: был ранен, лежал в госпитале в Томске, сейчас в составе 140-й дивизии готовится к отправке на фронт. Увидела адрес на конверте – где-то за Уралом. Прочитала, что еще месяца два дивизия там будет стоять, выпросила у подруги теплую кофту, раздобыла пальто и поехала к брату. Добралась, зашла в переполненную солдатами избу и расплакалась: больше никуда не поеду. И как брат ни уговаривал, стояла на своем: «Я от тебя не уеду».
140-ю дивизию НКВД, сформированную в Новосибирске, в феврале 1943-го отправили на передний край. В ее составе уезжала и Тамара Шейвехман, уже санинструктор. Первой, кого встретила, когда пришла в медсанбат, была Маша Аверьянова. Дружба эта продлилась более пятидесяти лет. Однополчане стали самыми близкими людьми на всю жизнь.
Из Ельца до передовой шли пешком. Началась распутица, тыловое снабжение не успевало, голодали.
– Огня зажигать нельзя было, – вспоминает Тамара Яковлевна, – продуктов не было. Картошку-то еще находили, в пустых выжженных деревнях вскрывали картофельные ямы. А чтобы испечь ее, костер прямо в домах разводили. Грязь, холод, вши, болезни. В мой день рождения, 29 марта, приехал из соседнего полка брат. Привез гостинец – три пакета концентрата пшенной каши. Пока мы его варили, две девчонки упали в обморок от запаха пищи.
А потом был первый бой у деревни Трофимовки, и первые раненые в медсанбате. Врача не было – только девчонки-медсестры. После этой ночи изрядно поредевший полк отвели в резерв, и снова были вши, голод. В мае они с Машей поехали за медикаментами. Навстречу – незнакомые офицеры: «Познакомимся, девочки? Где вы – мы напишем?» Сначала – письма каждый день, потом – первые встречи. Одного из них звали Николай Кобец.
– Я все наши встречи с Колей помню, – говорит Тамара Яковлевна. – Бывает все же любовь с первого взгляда. Как его увидела, так свет в глазах померк: высокий, красивый. Пошли они нас первый раз провожать. Шутят, смеются, а у меня одна мысль – а вдруг ему Маша понравилась? И тот мостик, на котором остановила его, чтобы от ребят отстать, помню, и бревно, на котором сидели в тот вечер. Нам с Колей редкие встречи выпадали, но уж расставаться невмочь было. Впрочем, что это я – мы же о войне вспоминаем.
На севере Курской области высится восьмиметровый памятный знак: «Сибирская, Новгород-Северская ордена Ленина, дважды Краснознаменная, орденов Суворова и Кутузова стрелковая дивизия 7–16 июня 1943 года на рубеже Самодуровка – Теплое-Погорельцы стояла насмерть, чтобы жили вы». Это – признание величайшего мужества воинов-чекистов 140-й Сибирской, выстоявших в Курской битве.
В страшную эту мясорубку вместе с бойцами 1-й роты 1-го батальона 283-го стрелкового полка попала и Тамара. Сначала на бомбежку заходили самолеты. Люди сходили с ума, выбегали из окопов – когда в крутом пике вниз летит кусок рельса, этого визга человеческие нервы не выдерживают. Затем артиллерийская атака и танковая.
– Темная ночь 6 июля. В плащ-палатке, в больших сапогах, с сумкой на боку шагаю с ротой, – вспоминает она. – Вышли за деревню. С трех сторон линия фронта: видны зарева, горящие машины, слышны взрывы, рокот самолетов, шипение осветительных ракет. Непрошенные мысли лезут в голову: «Много нас, а кому суждено возвратиться?». Вдруг конский топот – Николай! Наклоняется с лошади, просит беречь себя. Какая радость, и мне теперь совсем не страшно. Не передовой нахожусь рядом с наблюдательным пунктом роты. Гитлеровцы начинают беглый минометный огонь. Мины разрываются неподалеку, но раненых и убитых пока нет. Когда стрельба заканчивается, закуриваем. Вдруг из соседнего окопа боец кричит: «Не бросай окурок, сейчас сверну цигарку и приду прикурить!» Приподнялся, вылез из окопа, и тут взрыв. Подбегаю – мертв, а рядом – так и не прикуренная папироса.
Трудно пришлось роте под деревней Теплое. Бомбежки, обстрел, танки, горящие самолеты, немецкие автоматчики в тылу. Жара, а за водой не пройти, и пить нечего даже раненым.
– Дождь пошел – расстелили плащ-палатки, собрали немного влаги, – продолжает рассказ Тамара Яковлевна Кобец. – Заболела я от грязной воды. Командир роты Гриценко приказывал идти в санчасть, но совесть не позволяла. Голодная, с температурой около 40 градусов тащу с поля раненого. Потом еще, еще – больная, двенадцать человек вынесла. Гриценко прислал ординарца: «Приказано вести в санчасть без разговоров». До санроты несколько километров полем, потом высотками. Не помню, как добрели. Потом снова в батальоне. Минометный обстрел, самолеты противника...
После 11 дней боев в строю осталось менее 700 человек – 140-я дивизия за 11 дней битвы навсегда потеряла 840 человек, и в 3 раза больше было ранено. Тамара Яковлевна на Тепловских высотах получила первое ранение.
– За раненым бойцом поползла, – вспоминает она. – Уже почти вытащила, и вдруг чувствую, ногу чем-то как ударило. Но немцы огонь не прекращают, кое-как до своих доползла. Глядь, а нога вся в крови. Гриценко кричит: «Сапог резать надо!». А я не даю: чулок нет, нога портянками и тряпками всякими обмотана. Увидят – стыдоба же.
Тамара лечилась в родном медсанбате. Предложили отправиться в госпиталь, но она ни в какую: больше смерти боялась разлуки.
– А может, это и было счастье, когда думаешь не о смерти, не о войне, а о любви и дружбе? – задумывается она. – У нас с Николаем очень чистые, романтические отношения были. Весь день на марше, а вечером, усталые, вымотанные, спешим на свидание. И всю ночь можем разговаривать, гулять. А утром – снова на войну. Наверное, так жить можно только в двадцать лет.
Едва начала ходить – снова наступление. 140-я дивизия стремительно двигалась на запад, освобождая родные города и села. 16 сентября 1943 года после упорных боев сибиряки вступили в Новгород-Северский. За успешные боевые действия дивизия заслужила благодарность Верховного Главнокомандующего и к слову «Сибирская» добавила почетное наименование «Новгород-Северская». В ночь наступления Тамара вновь была ранена. Вылечили, но левая рука осталась покалеченной навсегда.
Тамару демобилизовали. Ехать было некуда, жить не на что… Поступила в Московскую объединенную школу Военно-морского флота, работала шифровальщицей. Жизнь столкнула со знаменитым исследователем Арктики Иваном Папаниным, дважды Героем Советского Союза, бывшим для того поколения живой легендой. В страшную ночь, когда фашисты потопили ледокол «Марина Раскина», именно Тамара сидела на связи. Папанин, увидев, как износилось ее единственное, довоенное еще платье, от имени депутата Верховного Совета СССР написал в Мосторг просьбу выделить ткань на платье фронтовику.
В 1945-м Николая демобилизовали, откомандировав в УВД города Новосибирска. Не задумываясь, махнула к нему. Сибирские города – Новосибирск, Томск, Омск – быстро стали родными для девушки из теплых краев, прошедшей через горнило войны. А в 1954 году случилась беда – муж умер, оставив 34-летнюю вдову с тремя детьми на руках. И для того, чтобы вырастить их, тоже понадобились мужество и силы. Несмотря на все то, что пережила Россия, в ней всегда остается неизменной особая, женская сила: та самая, которая и лечит, и голубит, и защищает, и строит мир.
Евгения БУТОРИНА.
