Язык не возникает в ходе истории. Язык истории предпосылается, а затем ее творит. Когда после разрубки СССР из-за океана стали кроить «Нью Рашу», не забыли и про язык. Вместе с ширпотребом в страну хлынули тысячи инородных понятий и слов, с восторгом подхваченных подростками и великовозрастными мажорами. Первая лингвистическая война, начавшаяся при Горбачеве, продолжившаяся в 2014-м в Донбассе, обрядив себя в пестрые одежки, повела по российским просторам хоровод смерти!
Язык – дух и совесть народа. Потому-то его и стараются под завязочку набить чужесловием. Язык наш объявляют убогим, отсталым, неспособным вместить современный мир. Любую вспыхнувшую в языке высокую мысль обзывают пафосной, напыщенной. В итоге уже к середине 90-х русский язык перестал быть саморегулирующейся системой и начал регулироваться, по сути, из-за бугра. Его и теперь успешно и при полном попустительстве наших суровых органов регулируют из-за бугра, используя английский как мягкую силу, разрушающую культурные традиции и целостность отечественной культуры.
По сути, декабрьские поправки, предполагающие запрет на использование в рекламе алфавитов, созданных не на графической основе кириллицы, и на не знающие меры заимствования иностранных слов, опоздали на четверть века. Да и само принятие законов еще не обеспечивает их исполнения. К тому же внешние законы слабо влияют на законы внутренние, нравственные…
Что же за язык бушует вокруг нас, лезет в уши, змейками вползает в горло? А это креольский язык, давно опробованный в латиноамериканских странах-крохотках. Теперь делают рабами-креолами и мастерят говорящих кукол из нас! Мы стали нацией угнетенного языка. И очень долго не хотели этого замечать.
Смена языка – смена сознания. Немалая часть трех последних по времени поколений яростно трудится не в пользу России – в пользу иных людских сообществ и объединений. Нас убеждают: не все так страшно. Страха и впрямь нет. Есть ужас. В чем он? А вот в чем. Совесть – функция защиты человеческого вида от уничтожения. И коренится она прежде всего в языке, в сознании, подсознании и направляемых ими поступках. Вот почему совестливый русский язык так рьяно насыщают чужесловием и матом (наполовину – нерусским). Висящая над нами катастрофа – грядущая русская немь – толкает к мысли: пора действовать! Ведь мощная, тысячелетиями создававшаяся система русского языка, как огромная лиственница, вхруст прогрызена листоблошками. Как тут снова не повторить: любая система жива, пока предчувствует свое будущее! Вот и язык наш, чуя погибель, взывает о помощи.
Пораженный словом «выползина» Пушкин сказал Далю: «Зовемся писателями, а половины русских слов не знаем». Тут хочется крикнуть: «И знать не хотим, Александр Сергеевич!». Тысячи слов, придуманных писателями, историками, философами и веками определявших наше сознание, – пропадают зря! А ведь некоторые слова-понятия могли возникнуть только в русском языке и сознании. «Наука побеждать». «Самоедство». «Воскрешение отцов». «Ни шагу назад!..» Именно действенное мыслесловие подтолкнуло Россию к историческим победам и переменам: в 1709-м, в 1861-м, в 1906–1913-м, в 1941–1945-м, в 1961‑м, в 2000-м. А теперь? Мы оглохли? Мы важнейших мыслей не слышим?.. Не услышали и моего слова-понятия «славянокос». А если б услышали, так, может, и фронты сейчас были бы другие, и удары наносились совсем в иных местах!
С чего начать освобождение языка от постылого ига? Необходимо сменить лексическую картину российской жизни. А для этого создать Институт языкотворчества (как систему и как учреждение). В школах ввести уроки языкотворчества (дети – прирожденные языкотворцы). Добиться реальной, а не мнимой ответственности за порчу языка. И самое важное: на основе отвергаемой архаики и новейшего просторечия создавать – прежде всего в литературе, журналистике, философии – обновленный русский язык. Просторечие стучится к нам в дверь, просится на страницы газет, книг. Именно в простонародных и задорно-молодежных словах: «удаленка», «отстой», в презрительном «продуманы» – запечатлены смак и трепет нашего времени. Гений просторечия Пушкин, заменивший труху салонных фраз упругой вязью языка станционных смотрителей и московских просвирен, обязательно оценил бы этот уже возникающий, чисто русский, не кабинетный язык! Пустив обновленный язык, а с ним и обновленное сознание в их исконное русло (как воду в Крым), российская история мощь своего хода неизбежно удвоит и утроит.
Борис ЕВСЕЕВ.
«Литературная газета».
