МНОГИЕ ОТВЕТЫ по поводу происходящих глобальных событий можно найти в отечественной литературе. Все там есть. В свое время она предвосхищала будущий пожар разрушительной перестройки, рассказывала также давно и многократно и о том, что происходит сейчас, предупреждала.
Подобный дар и отличает настоящего писателя. Нет, речь идет не о каких-то экстрасенсорных способностях, а об особом чувствовании и видении, которое проистекает в силу их слитности и нераздельности с отечественной цивилизацией.
Василий Белов – ее плоть от плоти.
«Жутковато произносить эти слова, но их надо произносить снова и снова. Произносить открыто и честно: в России в разгаре третья Отечественная война», – в свое время написал Василий Иванович. Его статья, созданная еще в 1997 году, называется «Окопы третьей Отечественной», в ней писатель ссылается на академика Игоря Шафаревича, который впервые высказал подобную мысль.
Третья Отечественная – часть вековой борьбы России за выживание. Ее начало – в советской перестройке.
В своей статье Белов писал, что «русский народ сопротивляется очередному нашествию», но не готов признать реальность происходящего. Люди не верят в то, что идет война, «боятся признаться, что надвигается катастрофа». Собственно, и Великая Отечественная начиналась под немецкие реляции по поводу освобождения от гнета большевиков. Горбачевская перестройка в плане обольщения пошла намного дальше, создала глобальную утопию-выверт, через которую реальность происходящих процессов крайне сложно было рассмотреть.
Неизвестно, сколько эта война продлится. Станет ли она для страны последней, или Россия вновь устоит. Обо всем этом, будто сегодня, рассуждал писатель.
ОН ПИСАЛ о том, что «окружающий мир с каким-то непонятным злорадством наблюдает за стремительным и поспешным расчленением нашей еще недавно здоровой и мощной государственной плоти». Явственно видел, что многие ждут, «когда Россия испустит наконец дух, разложится и станет политическим и экономическим перегноем для произрастания каких-то новых и, по их мнению, уже окончательных образований».
Писатель акцентировал внимание на проблеме «самообмана», в котором пребывала страна все перестроечные годы, и даже после на руинах общество продолжало вводить в заблуждение само себя, надеяться, верить в чудо, которое все само собой уладит. Этот самообман, из которого долгое время не хотели выходить, был и формой самооправдания, теми самыми благими намерениями, которыми устилают дорогу известно куда.
Обращал внимание и на многие «фальшивые образы», которые заворожили людей, ввели их в состояние, схожее с помрачением. Их суть в дуализме, двойственности, которая сбивает с толку. Таковым «фальшивым образом», например, является свобода. В современном мире много подобного рода понятий-перевертышей, которые в спекулятивных целях используют для манипуляции сознанием масс. Таковыми оборотнями являются демократия и гуманизм. Еще в девяностые мир узнал, что массированные бомбардировки городов могут быть гуманитарными.
Не обходил вниманием писатель и культуру отмены, которую одно время называли реформаторством. По словам Василия Белова, «реформаторство, читай, не улучшение, а уничтожение чего-либо», своеобразный процесс выкорчевки и зачистки всего отечественного, своего.
Отмечал северный литератор и негативные последствия языкового реформаторства, на которое смотрели, как и на рынок, дескать, язык сам во всем разберется и «сам очистится от пены». Так, по мнению Белова, и происходило «забвение слова».
Цель же культурного реформаторства – выверт: «...дай им волю, они отреформируют даже «Маленькие трагедии» Пушкина, отреформируют арию Сусанина Глинки, да так, что ни от Александра Сергеевича, ни от Михаила Ивановича ничего не останется». Этот культурный выверт происходил через деконструкцию, то есть своеобразное расчленение, после чего происходило наполнение новым содержанием, фаршировалось другими культурными кодами – шла подмена. Подобная стратегия отмены через выверт действовала все последние десятилетия, и это тоже одно из проявлений третьей Отечественной.
НАДО СКАЗАТЬ, что сейчас беловская страстная публицистика воспринимается остроактуальной. Но тогда подобное, без сомнения, было смелым гражданским поступком. За что моментально попадали в разряд крайних маргиналов, которых либо неустанно клеймили, либо замалчивали. Таких, которых разве что в цирке в клетке показывать. Иного и не могло быть в обществе, погрязшем в самообмане, в фантомах иной реальности. Писатель же смотрел на много шагов вперед, он видел все происходящие процессы в их полноте.
Поэтому Белов и с болью сетовал, что «несмотря ни на что, даже самая ответственная, самая размышляющая часть русского общества до сих пор не видит нового иностранного нашествия. Она зомбирована», лишалась памяти, или ее память подменяли.
Еще не было 2014 года, не наступило 24 февраля 2022 года, а Василий Белов настаивал, что «Запад ведет войну по всем классическим правилам, не брезгует ничем для победы над русскими, а сами русские до сих пор понимают войну как Сталинградскую или Курскую битву…» Отмечал, что «НАТО по маршрутам Наполеона и Гитлера вплотную двигается к нашим границам», и при этом «мать городов русских Киев грозит Москве натовскими войсками».
«Россия терпит нашествие», – взывал к обществу Белов, говоря об ужасных посевах, раскиданных повсеместно «драконовых зубах русофобии».
«Гражданская война в России стала фактом», – а это уже писатель говорил об октябрьских событиях 1993 года в Москве. В один ряд с ними он ставит войну в Югославии, которая привела к расчленению страны. Сейчас видно, что та гражданская рознь протянулась на десятилетия, эхо ее звучит и в нынешних украинских событиях. Да и Югославия – что репетиция более глобального расчленения и разъединения…
Поднимал Василий Иванович и проблему молчания зарубежных литераторов, наблюдающих за бомбардировками Югославии. Отчего и возникал вопрос: «Неужели писатели мира верят вселенской лжи о кровожадности сербов и дикости русских?» Стоит чуть переформулировать его – и можно задавать сейчас, в ответ же получим предсказуемую веру во «вселенскую ложь», ведь в плане глобального информационного зомбирования, как показывают нынешние события, возможно все.
Да и, кстати, уже тогда писателю было все понятно о намерениях пресловутого коллективного Запада, отсюда и его вопрос, обращенный к профессору Кельнского университета Казаку: «Европа забыла одну простую истину: медведь никому не грозит, если он не ранен. Если он ранен, то он опасен! Или Европа в плановом порядке решила добить медведя? Но это ведь и совсем уже не мудро…»
У ВАСИЛИЯ БЕЛОВА есть статья «Стыдобушка» (1999), в которой он говорил об общем ощущении девяностых: стыд за происходящее. Это чувство усиливается особенно, когда включается память о том, что в свое время страна устояла перед «грозными фашистскими полчищами», теперь же совершенно нет никакой воли к сопротивлению, будто утеряно чувство самосохранения, которое подменили различные фантазии и миражи, поразившие власть и всю страну «чужебесием». Говорил об идеологии наживы, которая на далекие задворки оттеснила патриотизм, производя отчуждение от своей страны и своего.
Отмечал, что «наша демократическая так называемая революция разделила русский народ. И старается делить его, дробить на все более мелкие составляющие. Нас лишают нашей национальной и духовной цельности. А когда душа начинает дробиться, невозможно никакое созидание». Какой тут может быть лад?..
Василий Белов вспоминал Бориса Шергина, который писал о том, что память и жизнь – равнозначные понятия: «о родстве, о взаимной необходимости друг для друга «жизни» и «памяти». Сейчас же, как правило, происходит сужение памяти до точки, отсечение ее, что дает простор для всевозможных манипуляций над разумом и человеческим сознанием. Так Белов и объясняет правоту изречения, что «народ, теряющий память, теряет жизнь». В советскую перестройку, в годы разлома это и происходило.
В его «Плотницких рассказах» память связана с душой человека: «...и никуда ты не денешься без следа, останешься». Если нет ее, то получается, что и душа пропадает. И не только человека, но и рода, нации, страны. Поэтому необходимо строить, плотничать, создавать – беречь и запечатлевать ту самую душу, а не раскалывать, крушить. Разрушение или перестройка связана с потерей души или ее подменой.
КРАЙНЕ ПОКАЗАТЕЛЬНО, что в разговоре с критиком Владимиром Бондаренко писатель назвал себя советским человеком, несмотря на то, что неустанно критиковал советское. Все потому, как отметил Белов, «советский человек, по-моему, это прежде всего и русский человек».
Тот же Владимир Бондаренко спросил у него, что бы пожелал своим читателям. Василий Белов ответил: «Победить. Выстоять в третью отечественную».
Таково писательское напутствие нам. Победить!
Андрей РУДАЛЕВ.
«Литературная газета».
